4 мая. Снег. Тришка за грубость бит. 6 мая —
корова бурая пала. Сенька за пьянство бит. 8
мая — погода ясная. 9 мая — дождь и снег.
Тришка бит по погоде...
Из записей А. Пушкина, «Календарь
помещика»В развитии русской художественной прозы основополагающее значение Пушкина, пожалуй, особенно велико. Здесь у него почти не было предшественников. На гораздо более низком уровне, по сравнению со стихами, находился и прозаический литературный язык. Поэтому перед Пушкиным вставала особо важная и очень нелегкая задача обработки самого материала данной области словесного искусства.
Процесс становления и утверждения в творчестве Пушкина русской художественной прозы, которая стояла бы на уровне его достижений в области стиха, был начат им сравнительно поздно, в 1827 году, когда он принялся за работу над историческим романом «Арап Петра Великого».
Повествовательные произведения на темы из русской истории имелись у нас и до Пушкина. Но в них было весьма мало исторического. Русские люди выступали либо в патетическом облике античных героев (повесть Карамзина «Марфа Посадница»), либо наделялись сентиментальной «чувствительностью» (его же «Наталья, боярская дочь»). Не было в этих произведениях и сколько-нибудь правдивого изображения соответствующей исторической эпохи.
Пушкин несколько романтизировал облик героя — своего прадеда по матери, африканца Абрама Петровича (в романе Ибрагим) Ганнибала. Но в то же время он сумел на крайне ограниченном пространстве дать правдивую и вместе с тем необыкновенно красочную и остро выразительную картину жизни и быта Петровской эпохи — периода ломки всего старого, отжившего и создания новой русской государственности. Тут и резкие противоречия: антагонизм «старины» и «новизны» и вместе с тем сложность, неоднородность самой «новизны», заключавшей в себе наряду с добрыми семенами и зачатки дальнейших отрицательных явлений русской жизни. Последнее наглядно олицетворено в проходящих почти по всем главкам романа резко контрастных образах Ибрагима, предка поэта, и Корсакова — своего рода «предка» пушкинского графа Нулина.
В романах Вальтера Скотта Пушкина особенно привлекало умение писать о прошлых веках без ходульной напыщенности, присущей трагедиям классицизма, без «чопорности чувствительных романов» и без ложновеличавого «исторического» пафоса. Подобным, говоря словами Пушкина, «домашним образом» он начал давать историческую эпоху уже в «Борисе Годунове». Полностью так показана она в «Арапе Петра Великого». Особенно проявляется это в обрисовке самого Петра. «Шекспир, Гете, Вальтер Скотт не имеют холопского пристрастия к королям и героям», — подчеркивал Пушкин. Именно так и вырастает с самого начала перед читателями даваемая в основном через восприятие «не раба, а наперсника» — Ибрагима, совсем простая, человеческая и вместе с тем в высшей степени импозантная фигура царя-пре-образователя. Земное божество поэтов-одописцев XVIII века сводится Пушкиным с условных, одических «небес», ставится на «землю»; иконописный лик превращается в реальный исторический портрет «человека высокого росту, в зеленом кафтане, с глиняною трубкою во рту», который, «облокотясь на стол, читал гамбургские газеты». Простота образа Петра, намеченная уже в «Стансах» рифмами «плотник» — «работник», была одним из первых замечательных достижений Пушкина-прозаика.
Наряду с совершенно новой трактовкой образа исторического героя — Петра, такие эпизоды романа, как описание ассамблеи или обеда у боярина Ржевского, по силе исторической и художественной правды выглядели на фоне предшествовавшей и современной Пушкину литературы подлинным откровением.
Но взыскательный художник был не удовлетворен своим начальным прозаическим опытом и оставил работу над ним.
Цикл «Повестей Белкина» явился первым завершенным прозаическим творением Пушкина.
Для писателя-реалиста, воссоздающего, воспроизводящего жизнь, формы повести и романа в прозе были особенно подходящими. Они привлекали Пушкина и своей гораздо большей, чем стихи, доходчивостью до самых широких читательских кругов. «Повести и романы читаются всеми и везде», — отмечал он.
Облик кроткого и смиренного И. П. Белкина, возникающий из предисловия к повестям «издателя» и из автобиографического предисловия якобы самого Белкина к «Истории села Го-рюхина», набросан Пушкиным в добродушно-шутливых тонах. «Пиру воображенья», как характеризовал творческий процесс поэт-романтик в «Разговоре книгопродавца с поэтом», демонстративно противостоит в «Повестях Белкина» «простой пересказ» разного рода происшествий, имевших место в жизни самых обыкновенных людей. Но в этот бесхитростный «пересказ» Пушкин сумел внести столько глубокого гуманного чувства, меткой наблюдательности, тонкого юмора и мягкой иронии и вместе с тем столько жизненной правды, широких типических обобщений, что его «Повести Белкина» являются, по существу, началом русской высокохудожественной реалистической прозы.
В повестях Пушкин существенно расширяет, демократизирует круг явлений действительности, входящих в сферу его творческого внимания. Наряду с картинами поместной жизни («Метель», «Барышня-крестьянка») перед нами развертывается быт армейского офицерства («Выстрел»), городских ремесленников (« Гробовщик »), мелкого чиновничества («Станционный смотритель»), наконец, жизнь крепостного крестьянства («История села Горюхина»).
Если в «Арапе Петра Великого» Пушкин снял с ходулей крупного исторического деятеля, то в «Станционном смотрителе» он приподнял своего маленького, приниженного героя, явив в этой повести, как и вообще в «Повестях Белкина», по-истине «натуральнук» действительность, жизнь, которая «живет», как восторженно твердил устами одного из своих героев Достоевский. Этим объясняется огромное значение, которое имел «Станционный смотритель» в дальнейшем развитии литературы. Образ смотрителя был прямым предшественником Башмачкинаиз «Шинели» Гоголя и всех тех «бедных людей», которые вскоре начинают заполнять страницы повестей и романов писателей «натуральной школы» — колыбели русского реализма второй половины XIX века.
Как и «Маленькие трагедии», «Повести Белкина» отличаются предельной экономией художественных средств. С первых же строк Пушкин знакомит читателя со своими героями, вводит его в круг событий. Так же скупа и не менее выразительна обрисовка характеров персонажей. Автор почти не дает внешнего портрета героев, почти не останавливается и на их душевных переживаниях. В то же время облик каждого из персонажей проступает с замечательной рельефностью и отчетливостью из его поступков и речей. «Писателю надо не переставая изучать это сокровище », — советовал Лев Толстой о «Повестях Белкина» знакомому литератору.
К циклу «Повестей» непосредственно примыкает Незавершенная и самим Пушкиным не публиковавшаяся «История села Горюхина». Тягость крепостной неволи и свое сочувственное отношение к горестям и бедам закрепощенного крестьянства Пушкин подчеркивает уже названием села — «Горюхино» (в течение долгого времени оно печаталось искаженно — «Горохино»).
Стоит только вспомнить приводимую Пушкиным запись помещичьего календаря: «4 мая. Снег. Тришка за грубость бит. 6 мая — корова бурая пала. Сенька за пьянство бит. 8 мая
— погода ясная. 9 мая — дождь и снег. Тришка бит по погоде». Подобные места придают нарочито наивной, бесхитростной и вместе с тем исполненной сарказма «Истории» характер явной политической сатиры. Недаром манеру «смиренного» горю-хинского летописца подхватил и блестяще развил в своей « Истории одного города» наиболее сильный русский политический сатирик Салтыков-Щедрин. В творчестве самого Пушкина «История села Горюхина» является началом того пути, который привел его к созданию «Дубровского», а затем
— «Капитанской дочки».