1. Застолья и его роль в развитии сюжета.
2. Еда и застолье в фольклоре.
3. Застолье в произведениях А. С. Пушкина.
4. Роль застолья в произведениях И. А. Гончарова.
5. Застолье в произведениях Н. В. Гоголя.
Уже в древности существовала традиция описания пира, образчики которой можно найти в произведениях Гомера, Овидия, Петрония, Лукиана и других известных авторов античности. Например, в «Илиаде» Гомера пир предстает как момент наслаждения героев мирным отдыхом после ожесточенной битвы. Как правило, пир предваряет жертвоприношение богам, иными словами, боги как бы становятся участниками пира смертных. Отношение к пиру как к священнодействию проявляется и в другом обычае древних — проксении, особых узах взаимопомощи, связывающих хозяина и гостя, людей, вместе вкусивших пищу.
В русском фольклоре также просматривается особая роль пира — это счастливое завершение испытаний, торжество героя над кознями врагов. Во многих былинах и сказках повествование завершается картиной веселого пира.
Однако нередко в мифах и преданиях на пиру случаются происшествия, которые становятся завязкой дальнейших событий. Например, история войны троянцев и ахейцев начинается со свадебного пира героя Пелея и морской нимфы Фетиды, на котором три богини — Гера, Афина и Афродита — затеяли спор, кто из них самая красивая. На пиру женихов Пенелопы, нагло распоряжающихся в доме Одиссея, вернувшийся царь Итаки побеждает в единоборстве нищего Ира и объявляет о своем желании попытаться выстрелить из своего собственного лука, хранящегося во дворце. По совету морского царя гусляр Садко затевает на пиру спор с купцами Новгорода, в результате чего он из бедняка становится богатым человеком. Также и само повествование о каких-либо значимых событиях может разворачиваться на пиру. Так, Одиссей рассказывает о своих странствиях на пиру во дворце царя феаков.
В русской народной сказке «Гуси-лебеди» раскрывается древняя традиция застолья как своего рода братства, предложения дружбы и помощи. Отказываясь съесть яблоко, пирожок, кисель, девочка тем самым отказывается от уз «хозяин — гость», поэтому и не получает помощи. Лишь приняв угощение, то есть проявив доверие к той стороне, к которой она обращается, девочка получает помощь. Подобным же образом и мышка в избе Бабы-Яги завязывает узы дружбы с девочкой: получив от нее кашку, мышь дает ей совет и оказывает реальную помощь, откликаясь на голос Бабы-Яги, пока девочка убегает е братцем.
Однако уже в древности наряду с сохранением возвышенной традиции осмысления пира произошла и деградация образа застолья. Например, в сатирическом произведении древнегреческого писателя Лукиана «Пир, или Лапифы» свадебный пир оканчивается безобразной дракой приглашенных на семейное торжество философов. Упоминание мифического народа лапифов в названии этого произведения не случайно — по греческому мифу, побоище между лапифами и кентаврами произошло на свадьбе царя лапифов, невесту которого попытались похитить пьяные гости, полулюди, полукони.
Другим примером деградации значения пира как предложения дружбы или мирного отдыха может служить русская народная сказка «Лиса и Журавль», герои которой предлагают друг другу угощение, но так, что гость не может его съесть.
Нужно отметить, что и для античности, и для творчества многих писателей последующих эпох представляло огромный интерес и само описание блюд, а не только тех событий, связанных с пиром.
Здесь литература словно сближается с живописью: «словесные натюрморты» дразнят воображение не меньше, чем зримые образы, нанесенные художником на полотно. Выше обозначенные традиции описания пира получили развитие в произведениях многих русских писателей. Например, в «Евгении Онегине» А. С. Пушкин, рассказывая о любовных переживаниях героини, попутно с юмором описывает праздничный обед в честь именин Татьяны:
Конечно, не один Евгений
Смятенье Тани видеть мог;
Но целью взоров и суждений
В то время жирный был пирог
(К несчастию, пересоленный);
Да вот в бутылке засмоленной,
Между жарким и бланманже
Цимлянское несут уже...
Шутливый тон автора, конечно, не вяжется с древним представлением о праздничном застолье как о совместном пире богов и людей. Кроме того, именно на этом обеде дает трещину дружба Онегина и Ленского. Таким образом, в романе Пушкина продолжается традиция пира — начала вражды, а не мирного веселья. Мотивы «антипира» усиливаются в «Моцарте и Сальери» и «Пире во время чумы». В первом из этих произведений трагедия зависти и обманутого доверия в сцене застолья достигает своей кульминации, в то время как значение пира как проявления открытости, веселья и дружеских чувств исчезает совершенно. Моцарт, хотя и доверяет Сальери, не испытывает радости, так как его томит зловещее предчувствие. Душа Сальери отравлена завистью и преступным замыслом, то есть и он чужд веселья. Что же касается «Пира во время чумы», то в самом этом названии заключено противоречие: пир — это радость, чума — это смерть и ужас. Веселье героев «Пира во время чумы» — это парадоксальное проявление отчаяния, а вовсе не радости.
В романе А. С. Гончарова «Обломов» застолью, еде уделяется очень большое внимание. И это не случайно — еще в доме родителей главного героя «главною заботою», смыслом и целью существования были «кухня и обед». Для семьи Обломовых «забота о пище» являлась священнодействием. Они относились к обеду почти так же серьезно и возвышенно, как древние греки к жертвоприношению богам и последующей трапезе. Но древние герои постоянно находились в действии — они странствовали и сражались, и пиры чаще всего были в их жизни лишь краткой передышкой, не более: женихи Пенелопы, которые только и делают, что пируют, гибнут от руки Одиссея. А чем занят Илья Ильич Обломов? Для него и обычная прогулка почти что эпический подвиг... А пиршество, состоящее из многочисленных блюд — это, по древней традиции, завершение дела, отдых от труда. При отсутствии активности пир превращается в обжорство, которое и приводит к болезни, ставшей причиной ранней смерти Обломова.
В поэме Н. В. Гоголя «Мертвые души» отношение к еде и застолью выступает в качестве характеристики помещиков. За обедом проявляются некоторые яркие особенности их характеров, а также в процессе совместной трапезы Чичиков пытается найти подход к владельцам «мертвых» душ. Но это не священные узы, навеки связывавшие хозяина и гостя в древнем мире, а лишь сделка, которая выгодна обеим сторонам.
Итак, в литературе мы найдем различные образы пира — от возвышенного образа приобщения к застолью богов до предательского отравления сотрапезника. Несомненно одно — описание пиршества и связанных с ним событий играет большую роль во многих произведениях и основано на богатой традиции, складывавшейся на протяжении не одного столетия.