Тема трагической судьбы русского человека в тоталитарном государстве возникает в русской литературе XX века уже в 1920-х годах, когда само становление его еще только намечалось. Оно было предугадано писателем Евгением Замятиным в романе «Мы», в образе Единого Государства, в котором человек с его индивидуальностью почти уничтожен, сведен к «нумеру», где все одеты в одинаковые одежды и обязаны быть счастливыми, хотят они того или нет. Роман Е. Замятина прозвучал предупреждением, но так и не дошел до советского читателя. Государство вскоре начало активно менять жизнь людей, в чем-то воплощая мрачную фантазию Е. Замятина, в чем-то далеко от нее отступая. Общим было одно — отношение к личности как к строительному материалу, обесценивание человека, его жизни. Особенно трагический оборот все это приобретало в годы, когда шло массовое истребление целых слоев населения па различным причинам — уничтожали дворян, организовывали расказачивание, раскулачивание («ликвидацию кулачества как класса»), наконец, 1937—1938 годы — пик «большого террора», страшные годы ежовщины, которые сменились долгими десятилетиями бериевщины.
В русской литературе все эти трагические события долгие годы были абсолютно запретной темой. До читателя так и не дошли в свое время написанное еще в 1930-х годах стихотворение О. Мандельштама, разоблачающее Сталина, стихотворения о трагедии матерей, которые растили детей «для плахи, для застенка и тюрьмы», поэма А. Ахматовой «Реквием», повесть Л. Чуковской «Софья Петровна» и многие другие произведения, которые только в последние годы возвращены нам.
Попыткой нарушить вынужденный заговор молчания, сказать читателю правду о страшных годах террора, о трагедии личности стало творчество таких писателей, как Юрий Домбровский, автор романа «Хранитель древностей» и его продолжения j— романа «Факультет ненужных вещей». К этой теме обращается писатель Варлам Шаламов, человек трагической судьбы, долгие годы проведший в страшных колумских лагерях. Писатель стал автором потрясающих по силе психологического воздействия произведений, своеобразного колымского эпоса, рассказавшего беспощадную правду о жизни людей в лагерях. Человек в нечеловеческих условиях — так можно обозначить сквозную тему «Колымских рассказов» В. Шаламова. Попадая в лагерь, человек как бы теряет все, что связывает его с нормальной человеческой средой обитания, с прежним опытом, который теперь неприменим. Так у В. Шаламова появляются понятия «первая жизнь» (долагерная) и «вторая жизнь» — уже в заключении.
Писатель не щадит читателя, в его рассказах появляются страшные подробности, о которых невозможно читать без душевной боли — холод и голод, порой лишающие человека рассудка, гнойные язвы на ногах, жестокий беспредел уголовников, считавшихся в лагерях «друзьями народа» в отличие от политических заключенных, прежде всего интеллигентов, которых называли «врагами народа» и которые были отданы в их полную власть.
В своих рассказах В. Шаламов показывает то, что было страшнее холода, голода и болезней — унижение человека, низводившее людей до уровня животных. Оно просто погружает их в состояние прострации, когда из человека уходят все чувства и мысли, когда жизнь замещена «полусознанием, существованием».
В рассказе «Сентенция» автор с почти научной точностью анализирует состояние человека в этой нечеловеческой жизни, когда единственным его чувством остается злоба. Когда смерть отступает, а к человеку возвращается сознание, он с радостью замечает, что его мозг начинает работать, из глубин памяти всплывает давно забытое научное слово «сентенция».
В рассказе «Тифозный карантин» В. Шаламов показывает другую грань человеческого унижения: готовность служить главарям воровского мира, стать их лакеями и холопами. Этих «господ» окружает «толпа услужающих», готовых на что угодно, лишь бы им отломили корочку хлеба или налили супчику. И когда в этой толпе герой рассказа видит знакомое лицо капитана Шнайдера, немецкого коммуниста, знатока Гете, образованного человека, который прежде поддерживал дух товарищей, а в лагере исполняет унизительную роль «чесальщика пяток» у вора Сенечки, ему не хочется жить. Автор описывает переживания Андреева, героя рассказа: «Хотя это было небольшое и нестрашное событие по сравнению с тем, что он видел и что ему предстояло увидеть, он запомнил капитана Шнайдера навек».
Рассказы В. Шаламова — не просто художественный документ. Это целостная картина мира, скорее, антимира, абсурда, куда брошен человек страшным монстром террора, переламывающего миллионы людей. В этом антимире все перевернуто. Человек мечтает из лагеря попасть не на свободу, а в тюрьму! В рассказе «Надгробное слово» так и сказано: «Тюрьма — это свобода. Это единственное место, которое я знаю, где люди, не боясь, говорили все, что думали. Где они отдыхали душой».
Творчество В. Шаламова стало и историческим документом, и фактом философского осмысления целой эпохи. В целом русская литература XX века раскрыла судьбу человека в тоталитарном государстве с позиций гуманизма, в традициях русской классической литературы.