Образ пророка в русской классической поэзии

1. Истоки традиции обращения к образу пророка.
2. Стихотворение «Пророк» А. С. Пушкина.
3. «Пророк» М. Ю.Лермонтова.
4. Образ поэта-пророка в творчестве Н. А. Некрасова.

..Не бывает пророк без чести, разве только в отечестве своем и доме своем.

Образ пророка, провидца, прорицателя — один из древнейших образов в мировом культурном наследии. Русская поэтическая традиция в основном опиралась на представления о библейских пророках, таких как Моисей, Исайя. Однако и языческие религии признавали возможность непосредственного общения человека с божеством с целью сообщения воли высших сил людям, не обладающим провидческим даром. Гомер называет нескольких великих прорицателей: Калхаса, Тиресия, Гелена. Знаменита и таинственная Кумекая Сивилла, о которой упоминают Вергилий. В Дельфах, в храме Аполлона, предсказаниями занимались жрицы — пифии. Известны и другие культовые центры античного мира, жрецы которых занимались предсказаниями. В исламе пророки также занимают видное место: один из них, Магомет, стал основателем этой мировой религии, кроме того, мусульмане признают Иисуса Христа (Ису) одним из великих пророков, хотя и отрицают Его божественную сущность.

В литературной традиции образ пророка, провидца, тесно смыкается с образом поэта. Это не является случайностью: уже в древности поэтический дар, как и пророческий, рассматривался как божественное озарение. Действительно, у поэзии и прорицания легко обнаружить много сходных черт. Оба эти дара являются своего рода избранничества, не зависят от воли самого человека, так как даются свыше. Отсюда следует, что наличие подобных способностей налагает на их носителя определенные обязанности по отношению к божествам или к людям, нередко к тем и другим.

А. С. Пушкин в стихотворении «Пророк» показывает еще не само служение пророка, а подготовку к этому нелегкому пути, избрание и духовное перерождение человека, которое поэт представил в виде зримых аллегорических картин, Образы пустыни, где пребывает будущий пророк, перекрестка дорог — «перепутья», явление ангела — «шестикрылого серафима», являются достаточно традиционными для христианской и иудаистской религиозных традиций. Вспомним: Христос сорок дней постился в пустыне, прежде чем начал свое служение, Иоанн Креститель также удалился от мира в пустыню. Конечно, под пустыней скорее всего следует понимать безлюдное, пустынное место, а не бескрайние пески, раскаленные зноем. Герой Пушкина испытывает не физическую, а духовную жажду. Но почему перерождение героя стихотворения показано как изменение телесных характеристик?

И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвикул.

Итак, обратим внимание: для пробуждения провидческого зрения и слуха достаточно легкого прикосновения руки ангела. Но мало видеть и слышать — пророк должен возвещать людям о том, что ему известно. Для того чтобы человек оказался пригоден для подобного служения, необходимы более глубокие изменения, которые происходят под воздействием серьезных испытаний, страданий — вот что означают зловещие картины, пока-

занные Пушкиным. Действительно в общении с другими людьми важнейшую роль играют сердце и язык: «...исходящее из уст — из сердца исходит...» (Матфей 15:18). Обратим внимание и на такую немаловажную подробность: лишь после того как будущий пророк прошел через испытания, с ним заговорил Бог, но не раньше, хотя Его избранник раньше обрел способность слышать скрытое от других людей:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

Тема судьбы пророка была продолжена М. Ю. Лермонтовым, который показывает избранника Божьего после того как он снова удалился в пустыню. Но теперь, когда он видит и слышит скрытое от прочих, в безлюдной местности он не блуждает в тоске, а обретает душевный покой:

И вот в пустыне я живу
Как птицы, даром Божьей пищи;
Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя,

В мире людей пророческий дар стал для своего носителя причиной новых страданий и гонений со стороны тех, кому предназначалось слово Божье, переданное посредством Его избранника. Мало того, что пророк как в книге читает «в сердцах людей» «страницы злобы и порока», люди, рассерженные тем, что он дерзнул говорить с ними От лица Бога, бросают в него камни и, по сути, изгоняют из общества:

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все близкие мои
Бросали бешено каменья.
Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий...

Таким образом, если в стихотворении Пушкина речь шла о взаимоотношениях пророка и Бога, то в лермонтовском «Пророке» показаны взаимоотношения избранника Божьего с людьми. Трагичность судьбы пророка состоит не в подготовительных испытаниях, аллегорически описанных Пушкиным, а в том, что служение пророка зачастую оказывается непонятым и непризнанным людьми, на благо которых и направлена его деятельность:

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!

Мотивы, сходные с теми, которые звучат в рассмотренных выше стихотворениях Пушкина и Лермонтова, встречаются и в творчестве Н. А. Некрасова. В стихотворении «Сон» поэт показывает встречу с ангелом, которая, в отличие от пушкинского стихотворения, происходит не в пустыне, на утесе, с которого герой Некрасова намеревался броситься в море. Этот человек уже не блуждает в поисках просветления, напротив, он охвачен отчаянием, раз вознамерился покончить с собой. Интересно, что в данном случае ангел лишь обещает грядущие духовные изменения, но не осуществляет их немедленно, как в стихотворении Пушкина:

Дождись весны! Приду я рано,
Скажу: будь снова человек!
Сниму с главы покров тумана
И сон с отяжелевших век...

Заметим, что в стихотворении Некрасова не идет речи о мучительных испытаниях, которым подвергся герой пушкинского «Пророка», вероятно, потому, что в жизни некрасовского героя и так было достаточно страданий, ведь не случайно он хотел броситься в море.

В лирике Некрасова, как и в «Пророке» Лермонтова, затрагивается тема трагической судьбы поэта-пророка. Мотивы, звучащие в стихотворении Некрасова «Блажен незлобивый поэт...», перекликаются с лермонтовским видением участи избранников Божиих в мире людей:

Но нет пощады у судьбы
Тому, чей благородный гений
Стал обличителем толпы,
Ее страстей и заблуждений.

Его преследуют хулы:
Он ловит звуки одобренья
Не в сладком ропоте хвалы,
А в диких криках озлобленья.

Некрасов повторяет идею нелегкого служения пророка, провозглашенную Пушкиным: «Глаголом жги сердца людей» — «Проходит он тернистый путь / С своей карающею лирой».

 

Таким образом, в творчестве русских поэтов обнаруживается тенденция противопоставления: обычный человек — пророк, гармония взаимоотношений пророка с Богом — враждебность людей. Истоки подобных взглядов на судьбу пророка нужно искать в Священном Писании: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня;

Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас» (Матфей 5 : 11—12).