Среди незавершенных прозаических произведений Пушкина необычным для русской прозы того времени сочетанием острой социальной проблематики с авантюрным сюжетом выделяется роман, над которым он работал с октября 1832 г. по февраль 1833 г. Неозаглавленная рукопись была опубликована в 1841 г. под названием “Дубровский” в X томе посмертного издания Сочинений Пушкина.
Уже первыми читателями роман воспринимался как сюжетно вполне законченный, несмотря на то что, не получив окончательной художественной “отделки”, как бы остался в “строительных лесах” (не проработаны некоторые сюжетные эпизоды, не всегда ясны мотивы поведения героев, чувствуется эскизность в изображении Владимира Дубровского, Маши Троекуровой, князя Верейского). Изучение планов и черновиков позволило исследователям выявить движение замысла писателя, выдвинуть ряд гипотез о причинах незавершенности произведения и возможном его продолжении. Пушкин, увлеченно писавший роман осенью 1832 г. и зимой 1832/33 г., внезапно охладел к нему и в дальнейшем не возвращался к работе над рукописью. Основной причиной был, по-видимому, обострившийся интерес автора к историческому материалу: создавалась “История Пугачева”, делались первые наброски романа о пугачевщине. В творчестве Пушкина незавершенный роман стал одновременно и вехой на пути от “Повестей Белкина” (1830) к современному социально-психологическому роману, и серьезным шагом к роману историческому — “Капитанской дочке”.
В “Дубровском”, как ранее в “Повестях Белкина”, Пушкин ориентировался на свое представление о прозе, которая, по его мнению, должна удовлетворять требованиям “краткости”, “точности” и “нагой простоты”. Основной повествовательный принцип, реализованный в романе, — чередование сжатых, концентрированных авторских характеристик персонажей с изображением конкретных сцен с их участием. О людях и событиях, быте и нравах поместного дворянства рассказано сдержанно и предельно лаконично. Каждая авторская характеристика — образец афористически точной аналитической прозы. Раскрывая важнейшие социальные и нравственно-психологические качества участников событий, повествователь старается быть максимально объективным, хотя порой не может удержаться от прямых оценок и иронических замечаний.
Роман вызывает множество ассоциаций с произведениями западноевропейских и русских писателей XVIII — первой трети XIX в. Однако творческий импульс Пушкину дали не литературные истории о “благородных разбойниках”, поток которых не иссякал после появления драмы Ф. Шиллера “Разбойники” (1781), не “обличительные” пьесы о продажных служителях российского правосудия (их образы созданы, в частности, В.В. Капнистом в знаменитой комедии “Ябеда”, поставленной в 1798 г.). Писателя вдохновила рассказанная московским другом П.В. Нащокиным житейская история небогатого белорусского дворянина Островского. Помещик, у которого незаконно отняли имение, сделался разбойником и в конце концов попал в острог. Этот рассказ, сопряженный с другими известными Пушкину историческими и современными фактами судебного произвола, стал жизненной основой “Дубровского”. Писатель-реалист добивался максимальной достоверности, даже “документальности” романа. Об этом свидетельствует, например, такой эпизод: по просьбе Пушкина Нащокин раздобыл текст судебного решения по делу одного из помещиков, который в результате тяжбы, завершившейся в октябре 1832 г., потерял свое имение. Поддинный документ практически без изменений вошел в текст второй главы, только реальные имена истца и ответчика заменены именами героев вымышленных — Троекурова и Дубровского.
“Сырым”, хотя и очень выразительным материалом российской судебной хроники и устными рассказами о беззакониях, давно ставших в России “бытовым явлением”, писатель не ограничился. Судьбы жертв помещичьего и судейского произвола послужили Пушкину отправной точкой для постановки более широкого круга общественных и нравственных проблем. “Дубровский”, даже оставшись незавершенным, является, по словам В.Г. Белинского, одним из тех “поэтических созданий”, в которых “отражается русское общество”.
За несколько месяцев до начата работы над романом, в феврале 1832 г., Пушкин получил в подарок от императора Николая I только что изданное “Полное собрание законов Российской империи” в 55 томах. Этот знак царского “благоволения”, очевидно, должен был наглядно продемонстрировать мощь российского законодательства поэту, который еще в юности провозгласил: общественное благо возможно лишь там, “где крепко с Вольностью святой / Законов мощных сочетанье”. В “Дубровском” уже без романтического пафоса, свойственного ранним вольнолюбивым стихам, Пушкин показал, как попираются законы в повседневной жизни дворян. “Законов гибельный позор”, о котором поэт написал в оде “Вольность”, в романе стал не только житейской реальностью для бесправных крепостных крестьян, но и чудовищной “нормой” дворянского быта, деформирующей личность, ломающей судьбы людей. В жизни поместного дворянства, изображенного в романе, законы государственные и законы нравственные, по сути, заменены одним, неписаным, но наиболее авторитетным — “законом” силы, которую дают богатство и знатность.
В “Дубровском” развиваются, последовательно сменяя друг друга, два конфликта, различные по своей природе и общественной значимости.
Первый конфликт, развернутый в первом томе, внутрисослов-ный, с яркой социальной окраской. В нем столкнулись соседи, бывшие сослуживцы и давние друзья — мелкопоместный дворянин, отставной поручик Андрей Гаврилович Дубровский и богатый помещик, отставной генерал-аншеф Кирила Петрович Троекуров. Конфликт был спровоцирован дерзкой репликой троеку-ровского псаря Парамошки, унизившей человеческое достоинство Дубровского: “...иному и дворянину не худо бы променять усадьбу на любую здешнюю конурку”. Подогретая столкновением самолюбий Дубровского и Троекурова, ссора друзей вскоре превратилась в имущественный конфликт между соседями-помещиками. На первый план вышло их социальное неравенство, которое и предрешило исход судебной тяжбы, затеянной Троекуровым. Небогатый помещик, хозяин одного-единственного сельца Кис-тенёвки с 70 крепостными душами стал жертвой мстительной “забавы” крупного землевладельца, которому услужливо помогли продажные судейские чиновники и некоторые соседи, лжесвидетельствовавшие в его пользу (в частности, Антон Пафнутьич Спицын). Результат судебного фарса был вполне предсказуем: Дубровский, фигура совершенно ничтожная в глазах заседателя Шабашкина и других членов суда, лишился имения, а его крепостные, понимавшие, что Троекуров с них “не только шкурку, да и мясо-то отдерёт”, едва не взбунтовались в день похорон своего старого господина, совпавший с передачей поместья новому хозяину.
Составьте хронику феодальной “войны” между Троекуровым и Дубровским. Как поступки героев связаны с их правосознанием и основными личностными качествами?
Второй конфликт, развернутый во втором томе романа, — семейно-бытовой. Пушкин повествует об еще одной типичной житейской ситуации. Замужество Маши Троекуровой — обычный для дворянской среды брак “по неволе” (этой темы Пушкин уже касался в “Евгении Онегине”: замуж “по неволе” была выдана мать сестер Лариных). Троекуров принуждает Машу, влюбленную в разбойника Дубровского, выйти замуж за ненавистного ей князя Верейского. Писатель поставил проблему семейного бесправия, вопрос о праве влюбленных на счастье независимо от разделяющих их общественных барьеров и предрассудков, затронул актуальную для европейской литературы 1830-х гг. тему борьбы любовной страсти и нравственного долга.
В каких произведениях Пушкин поднимает схожие проблемы? Почему писатель столь внимателен к вопросам семьи, брака, положения женщин и воспитания детей в дворянских семьях?
Центральной фигурой в обоих конфликтах является Кирила Петрович Троекуров, ставший “злым гением” и для Дубровских, и для собственной дочери. Образ “старинного русского барина” — художественное воплощение самоуправства и самодурства в их наиболее отвратительных чертах. Крупный помещик, привыкший повелевать всей округой, убежден, что любой человек, стоящий ниже его на социальной лестнице, обязан беспрекословно повиноваться ему. В семье он такой же деспот, как и в отношениях с соседями-помещиками. Чувствуя себя абсолютно безнаказанным (“почасту он сам себе судия”), владелец Покровского ни в грош не ставит честь и достоинство людей независимо от их сословной принадлежности.
Человеческие качества Троекурова — следствие его социального положения. Он груб, необразован, избалован и сластолюбив, привык полностью отдаваться “всем порывам пылкого нрава” и “затеям довольно ограниченного ума”. Дом Троекурова, любящего играть роль хлебосольного хозяина, всегда полон гостей, но ему ничего не стоит унизить любого гостя, сыграть с ним барскую шутку, посадив в повозку, запряженную медведями, или втолкнув в комнату с “прогладавшимся” медведем. Троекуров может и просто выгнать всех гостей, если у него дурное настроение. Особая гордость барина — огромная псарня, где “более пятисот гончих и борзых жили в довольстве и тепле”. На своем “собачьем языке” они прославляли хозяина, подобно тому как многочисленные гости не скупились на шумные похвалы Троекурову, лишь бы заслужить его благосклонность. Изысканная забава Троекурова — вместе с дворовыми-“разбойниками”, развращенными своим барином, “осадить” поместье соседа, который чем-либо ему не угодил (“таковые подвиги, — горько иронизирует повествователь, — были ему не в диковину”). Учитель Дефорж, направлявшийся в Покровское, сообщил Владимиру Дубровскому, что, по слухам, двух его предшественников Троекуров “засек до смерти”. Картина троекуровского произвола особенно ярко и детально развернута в истории феодальной “войны” с Дубровским. Однако автор находит и другие краски в облике Троекурова — “чувства более благородные”, подавленные безудержной жаждой мщения и властолюбием. Троекуров испытывает угрызения совести, думая об ограбленном им Дубровском (“совестьего роптала”), совершает неудачную попытку примириться с ним и вернуть отнятую Кис-тенёвку. Но проблески человеческого в Троекурове кратковременны: привычка быть деспотом заглушает живые чувства и голос совести.
Абсолютное большинство уездных дворян готовы быть холопами Троекурова, безропотно признавая за ним “право” унижать и оскорблять их только потому, что это богатый и влиятельный помещик. Представители государственной власти (исправник и заседатель) рады исполнить любую его прихоть, даже если она противоречит закону. Лишь Андрею Гавриловичу Дубровскому Троекуров до поры до времени позволял быть “белой вороной” в своем окружении. Но, как только дружба разрушилась, Дубровский испытал на себе всю силу барского гнева Троекурова, воспользовавшегося “продажной совестью чернильного племени”. Пушкин, свободный, по меткому замечанию философа Б.П. Вышеславцева, “от похоти господства и от похоти лакейства”, осуждает и Троекурова, и тех дворян и чиновников, которые поддерживают в нем губительную привычку к всевластию и вседозволенности.
Андрей Гаврилович Дубровский, попытавшийся защитить свои права и человеческое достоинство в неравной схватке с Троекуровым, несомненно, вызывает участие и симпатию, а печальный финал его жизни — чувства жалости и сострадания. Однако Пушкин не идеализирует своего героя. Дубровский отнюдь не “совершенства образец”. Вспыльчивость и упрямство роднят его с Троекуровым, в своих поступках он нередко руководствуется минутными эмоциями, а не доводами рассудка. Не чужда ему и зависть. Дубровский неважный хозяин, поправить “расстроенное” состояние ему так и не удалось.
В этом честном и благородном человеке, решительном и твердом, с обостренным чувством собственного достоинства, немало предрассудков, свойственных людям его среды. Дубровский не готов поставить закон выше своего феодального права казнить и миловать обидчиков по собственному усмотрению. Требование прислать дерзкого псаря Парамошку “с повинною” (“а будет моя воля наказать его или помиловать”), взбесившее Троекурова, и особенно самосуд над троекуровскими мужиками, воровавшими у Дубровского лес, свидетельствуют о том, что пренебрежение законностью, замена законов барским самоуправством глубоко укоренены в сознании даже лучших представителей дворянства.
Главная черта характера Дубровского — дворянская гордость, которая не позволила ему принять покровительство Троекурова, когда “расстроенное состояние” вынудило его выйти в отставку и поселиться в Кистенёвке. Дубровский исключил саму возможность женитьбы своего сына на богатой невесте — Маше Троекуровой, о чем сосед и друг “часто говаривал” ему. Для Дубровского это унизительная милость, недостойная дворянина. Намерение Троекурова вернуть отнятое имение, несомненно, было бы тоже с негодованием отвергнуто.
Сопоставьте Дубровского с Андреем Петровичем Гриневым (имущественное положение, семейно-бытовой уклад, отношение к воспитанию сыновей). Как жизненные принципы героев отразились на судьбах их детей?
Правовая беспечность героя, проявленная им в судебной тяжбе, в сочетании с гордостью и неуступчивостью во многом обусловили драматизм его личной судьбы. Дубровский, зная о судейском мошенничестве, отнесся к “ябеде” Троекурова довольно легкомысленно, положившись на силу закона и справедливость судей. В ответ на требование суда доказать его права на Кис-тенёвку он, будучи человеком вспыльчивым, написал “довольно грубое отношение”, порадовавшее заседателя Шабашкина, и лишь через некоторое время, опомнившись, послал “довольно дельную бумагу”, показавшуюся судьям недостаточной. Вместо того чтобы подписать свое “неудовольствие” под решением уездного суда, Дубровский в гневе запустил в заседателя чернильницу. Подать апелляцию он, разбитый болезнью, уже не смог, да, видимо, и не собирался. Судьба Дубровского-отца — наглядный пример того, как беззаконие и несправедливость делают честного человека совершенно беспомощным, доводя его до болезни и безумия. Прямодушному и гордому дворянину Дубровскому оказалось не под силу одолеть “хамово племя” продажных судей — правовое зеркало циничного барства и самодовольного дворянского холопства.
Как повествователь характеризует поведение участников судебного заседания -—Троекурова, Дубровского и судей? Проанализируйте судебное решение, обратив внимание на аргументацию и стиль документа. Чем вызвана вспышка безумия в Дубровском, каков ее смысл?
Судьба Владимира Дубровского — логическое продолжение судьбы его отца. Самодурство Троекурова и судебный произвол, погубившие отца, не только вытолкнули Владимира из родной социальной среды, но и поставили вне закона.
Создавая образ Дубровского, Пушкин учитывал литературную традицию: герой должен был восприниматься на фоне хорошо известных читателям того времени образов “благородных разбойников” и мстителей, созданных Ф. Шиллером (драма “Разбойники”, 1781), Х.А. Вульпиусом (роман “Ринальдо Ринальдини, предводитель разбойников”, 1797—1800), Ш. Нодье (роман “Жан Сбогар”, 1818), В. Скоттом (романы “Роб Рой”, 1818 и “Ламмер-мурская невеста”, 1819), Д.Н. Бегичевым (роман “Семейство Холмских”, 1832) и другими писателями. Однако “узнаваемость” в Дубровском распространенного литературного типа понадобилась писателю, по-видимому, для того, чтобы подчеркнуть: сама жизнь может сделать русского человека героем “разбойничьего” романа. Необычность судьбы Дубровского мотивирована вполне обычными житейскими обстоятельствами.
Дубровский не похож на романтических героев, души которых наполняет “мировая скорбь”, бунтующих в конечном счете против несправедливого мироустройства. В его бунтарстве невозможно обнаружить философский смысл, ибо пушкинский герой не стремится противопоставить себя всему несовершенному миру. Он ничего общего не имеет и с романтическими “злодеями”, над которыми Пушкин иронизировал в “Евгении Онегине”. Писатель, как и обещал в шутливом плане-конспекте романа “на старый лад”, показал в своем “благородном разбойнике” вовсе “не муки тайные злодейства”. Разбойничество героя — открытый протест против государства-“разбойника”, которое помогло Троекурову отнять у него будущее. “Да, я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах”, — с горечью говорит Дубровский Маше. Точно определил причины этой поразительной, но вместе с тем очень жизненной, мотивированной социально и нравственно метаморфозы героя поэт и философ С.П. Шевырев: “Этот разбойник Дубровский, зачавшийся в человеке честном и благородном, есть плод разбойничества общественного, прикрытого законом. Всякое нарушение правды под видом суда, всякое насилие власти, призванной к устроению порядка, всякое грабительство общественное <...> порождают разбой личный, которым гражданин обиженный мстит за неправды всего тела общественного”.
Частая смена облика и моделей поведения роднит Дубровского, дворянина, оставшегося без поместья, мстителя, вынужденного заняться разбоем, с пушкинскими героями-самозванцами — Григорием Отрепьевым и Емельяном Пугачевым. Он появляется в романе то как гвардейский офицер, привыкший к роскошной и беззаботной жизни (гл. II); то как сын, “романически” привязанный к отцу, которого почти не знал, так как еще в детстве был отвезен в Петербург (гл. II—III); то как мститель, грабящий лжесвидетеля Спицына (гл. X), и атаман разбойничьей шайки (гл. XVIII—XIX). Дубровский предстает отважным и хладнокровным “самозванцем”, проникая в дом Троекурова под видом учителя француза Дефоржа, но в сценах любовных свиданий неожиданно обнаруживается, что он сентиментальный и робкий влюбленный.
Проанализируйте портретные описания Дубровского в различных эпизодах. Какую роль играет портрет в создании его образа и образов других героев романа?
В изображении Дубровского очень эффективно использован сюжетный прием умолчания. До XI главы повествователь не сообщает о том, кем на самом деле был невозмутимый и смелый учитель Дефорж, появившийся в доме Троекурова (гл. VIII). Умолчание становится основным приемом и в рассказе о разбойничьей деятельности Дубровского. Уже в заключительных главах первого тома исчезает “всезнающий” повествователь, прямо сообщавший о его намерениях и поступках вплоть до отъезда из Кистенёвки и перевоплощения в Дефоржа. Прямые характеристики “начальника шайки”, который “славился умом, отважностью и каким-то великодушием”, практически отсутствуют. Ограничиваясь “молвой” — слухами и толками о нем испуганных помещиков, — рассказчик словно отдаляется от Дубровского-разбойника, стараясь сделать его личностью легендарной (частью слагающейся легенды о Дубровском является рассказ помещицы Анны Савиш-ны Глобовой). Во втором томе умолчаний еще больше, атмосфера таинственности вокруг “благородного разбойника” сгущается. Покинув дом своего врага, он тем не менее хорошо осведомлен обо всем, что происходит в семье Троекурова, в частности о появлении князя Верейского и его возможном сватовстве к Маше. И только в последних главах (XVIII и XIX) герой появляется среди разбойников как атаман.
Дубровский — мститель, но его мщение не коснулось Троекурова. Нравственный запрет на месть главному обидчику наложила любовь к Маше. “Я понял, — признался Дубровский Маше на первом свидании, — что дом, где обитаете вы, священ, что ни единое существо, связанное с вами узами крови, не подлежит моему проклятию”. Дубровский называет себя хранителем Маши, а три недели, проведенные в семье Троекурова, считает истинным блаженством, “днями счастия”. Оказалось, что опасную авантюру перевоплощения в учителя Дефоржа он затеял ради того, чтобы быть рядом с Машей, а вовсе не из-за желания настигнуть врага в его собственном доме. Любовная страсть победила в Дубровском жажду личного мщения: “Я ему простил. Послушайте, вы спасли его”. Это, пожалуй, одна из самых привлекательных черт пушкинского “благородного разбойника”.
Трудно согласиться с широко распространенным мнением о “неорганичности”, излишнем “мелодраматизме” и условно-литературном содержании любовной линии романа. Изображение любовных отношений героев прекрасно вписывается в нравственную проблематику романа. Важно только верно определить характер и смысл этих отношений, связь с семейно-бытовым конфликтом, развернутым в заключительных главах романа.
Доминанта изображения героя во втором томе — трагедия его несбывшейся любви, невозможность для него, изгоя, обычного “семейственного” счастья, к которому он, как не раз подчеркнул повествователь, стремился всей душой. Однако любовная интрига в романе фактически лишь намечена и существенной роли в сюжете не играет.
Только перед уходом из дома Троекурова мнимый Дефорж— Дубровский открылся Маше и признался ей в любви. Ошеломленная героиня не высказала, однако, ответных чувств, ограничившись обещанием прибегнуть к его помощи в случае опасности. Дубровский не склонял Машу к побегу, тайному венчанию и т.п. Наоборот, он всячески подчеркивал свою роль ее “хранителя” и заступника, не претендуя на большее. Между XII и XIII главами обычный для пушкинских произведений временной пробел — около семи месяцев. О встречах между героями не сказано ни слова. После трех недель пребывания в доме Троекурова влюбленный разбойник никак себя не обнаружил. Любовной переписки между героями тоже не возникло. Маша, конечно, вспоминала о Дубровском, но вряд ли возможно говорить о силе и глубине ее чувств. Если Дубровский под маской Дефоржа привлек Машу смелостью (до убийства медведя она воспринимала его не как мужчину, а как учителя-“слугу”) и пробудил в ней жестко контролируемое сословными предрассудками чувство любви, то ее интерес к Дубровскому-разбойнику имел очевидные “романические” истоки.
Сопоставьте “истории любви” Татьяны Лариной, Маши Троекуровой и Маши Мироновой. Какие художественные приемы изображения любовных переживаний героинь используются в романах Пушкина?
Любовное признание Дубровского не уничтожило социального барьера между влюбленными. Наоборот, личность Дубровского-разбойника Машу и притягивает, и страшит. Она с волнением слушает рассказы о нем, но в ее восприятии это скорее герой одного из прочитанных романов, а не возлюбленный. Для нее невозможно как вступить в брачные отношения с учителем-французом, так и стать женой разбойника Дубровского — только крайняя мера, на которую героиня решилась, лишь бы не выходить за князя Верейского (“участь супруги разбойника казалась для нее раем в сравнении со жребием, ей уготованным”).
Таким образом, не любовные взаимоотношения Маши и Дубровского, а решение отца-деспота выдать дочь за ненавистного ей князя Верейского определяет ход событий.
Нравственная основа семейно-бытового конфликта — унижение человеческого достоинства Маши, которую “любящий” отец, несмотря на ее отчаянное сопротивление, принуждает выйти замуж за ненавистного ей человека: “...брак пугал ее, как плаха, как могила”.
Брак Маши с князем нельзя назвать неравным: Троекуров выдает замуж за помещика с 3000 душ родового имения не бесприданницу, а богатую невесту. Его решение продиктовано исключительно семейным деспотизмом и полным неуважением к человеческому достоинству и чувствам дочери. Не менее зловещей фигурой в истории “ненавистного брака” является стареюший денди князь Верейский. В отличие от Троекурова, способного хотя бы на мгновение смутиться после отчаянных просьб Маши не губить ее, князь холоден, сух и деловит. Равнодушие невесты его не волновало, Машу он воспринимал лишь как красивую и дорогую вещь, которая украсит его поместье. Европейский лоск князя, за которым скрывается отсутствие чувств, сластолюбие и цинизм пресыщенного праздностью и роскошью человека, пожалуй, еще отвратительнее грубого прямодушия Троекурова. Письмо Маши, которым она хотела возбудить в своем немилом женихе “чувство великодушия”, не только не тронуло его, но и побудило еще активнее готовить свадьбу. И после обряда венчания Верейский нисколько не был смущен “холодным видом” Маши.
Единственным человеком, который мог спасти Машу от этого брака “по неволе”, был Дубровский. Вмешавшись в семейно-бы-товой конфликт Троекуровых, Дубровский попытался защитить Машу от отцовского произвола, “освободить” ее. При этом сам герой настойчиво убеждал Машу использовать все средства воздействия на Троекурова (“умоляйте отца, бросьтесь к его ногам, представьте весь ужас будущего”), прежде чем прибегнуть к крайнему — его помощи.
Дубровский, мечтающий о “семейственной” жизни, воспринимает невозможность создать семью как личную трагедию. Его благородство в том, что в кульминационный момент, когда решалась судьба его любви, у него и мысли не возникло принудить Машу следовать за ним. “Воля ваша для меня священна”, — сказал он Маше еще в самый разгар семейного конфликта, пообещав не причинять зла князю Верейскому. В последнем эпизоде, в котором появляются Маша и Дубровский, речь идет вовсе не о любви, а о свободе. “Вы свободны” — эти слова произносит герой, распахивая дверь кареты, предоставляя Маше право свободного выбора свой судьбы. И после того как героиня сделала этот выбор, сказав: “Нет. <...> Поздно, я обвенчана, я жена князя Верейского”, — Дубровский оставил ее с мужем, в последний раз выполнив “священную” для него волю возлюбленной. “Благородный разбойник” поставил нравственный долг перед Машей выше своего личного счастья.
Проанализируйте сцену венчания и эпизод нападения Дубровского на карету новобрачных. Почему опоздала помощь Дубровского? Насколько убедительно мотивирован отказ Маши следовать за ним? Соответствуют ли действительности слова Маши: “Я согласилась, я дала клятву”? Как она решила для себя проблему выбора между любовью и супружеским долгом?
В “Дубровском” Пушкин затронул тему русского бунта, которая в силу особенностей конфликтных отношений, положенных в основу романа, оказалась на периферии повествования. Показан не бунт, а только порыв к бунту крепостных Кистенёвки, куда явились приказные, чтобы ввести во владение Троекурова (том первый, гл. V). Кистенёвские крестьяне своей попыткой взбунтоваться заявили о преданности старым господам: “...прикажи, осу-дарь, с судом мы управимся. Умрем, а не выдадим”. В ответ на требование исправника отыскать наглеца, посмевшего дерзко не согласиться (“как не так”) с тем, что их барин теперь Троекуров, толпа, собравшаяся во дворе барского дома, ответила очень эмоционально: “...в задних рядах поднялся ропот, стал усиливаться и в одну минуту превратился в ужаснейшие вопли”. Крестьяне готовы были вязать приказных, отбирающих Кистенёвку у “молодого барина”, но их остановил сам Владимир Дубровский: “Стойте! Дураки! Что это вы? Вы губите и себя и меня. Ступайте по дворам и оставьте меня в покое. Не бойтесь, государь милостив, я буду просить его. Он нас не обидит. Мы все его дети”. После этих слов “народ утих, разошелся, двор опустел”.
Крестьяне повиновались “молодому барину”, но бунтарские настроения в них не исчезли. Их выразителем стал кузнец Архип, которого Дубровский обнаружил ночью в барском доме с топором в руках. На предложение крестьянина убить спящих приказных (“всех бы разом, так и концы в воду”) Дубровский ответил решительным отказом: “Не приказные виноваты”. Ослушавшись барина, закрыв их в горящем доме, Архип не только по-своему, “по-разбойничьи”, отомстил государственным “разбойникам”, отдавшим Кистенёвку Троекурову, но и лишил Дубровского возможности добиться справедливости законным путем, прибегнув к “милости” государя. Именно поступок Архипа поставил Дубровского вне закона. Важный штрих к облику крестьянина — трогательный эпизод с кошкой, которую он, “с злобной улыбкою взирающий на пожар”, отказавшийся спасать “окаянных”, снимает с крыши пылающего сарая. Сожжение приказных, таким образом, вовсе не свидетельствует о его природном жестокосердии. Это проявление народных представлений о неизбежности возмездия за причиненное людям зло.
Возмущение крестьян и ночной пожар в Кистенёвке только предвестие народного бунта. Не развернув полной его картины, Пушкин показал возможные причины массовых народных волнений, которые, начавшись как стихийное проявление недовольства крестьян, превращаются в полномасштабную народную войну. Однако такая война стала объектом изображения уже в “Капитанской дочке”. “Дерзновенные разбои” грозной шайки во главе с дворянином Дубровским (“грозные посещения, пожары и грабежи”), несмотря на их масштаб, встревоживший правительство, лишены социальных и идеологических признаков народного бунта.
Говоря о разбойниках Дубровского, повествователь не уточняет их социального состава. Можно лишь предположить, что среди его “сообщников”, помимо бывшей кистеневской дворни, находились беглые крестьяне и солдаты. Из последних слов Дубровского видно, что интересы разбойников и их предводителя не совпадают. Удовлетворив жажду мщения и утратив после замужества Маши малейшую надежду на счастливую “семейственную” жизнь с любимой женщиной, Дубровский понимает бессмысленность дальнейшего существования своего преступного сообщества. Отношение героя к разбойникам, преданным своему “атаману”, барски-пренебрежительное. Он считает их “мошенниками”, которые вряд ли последуют его совету “провести остальную жизнь в честных трудах” и не захотят оставить свое разбойничье ремесло. После того как Дубровский простился с разбойниками, шайка прекратила существование. Дальнейшая судьба героя могла бы развиваться уже вне связи с этими людьми.
Последняя, XIX глава романа насыщена образами и мотивами, вызывающими в памяти роман “Капитанская дочка”. Разбойничью песню “Не шуми, мати зеленая дубровушка...”, которую “во все горло” запел караульный Степка, потревожив покой раненого Дубровского, поют по просьбе Пугачева его соратники (глава “Незваный гость”). Штурм солдатами лесной “крепости” разбойников, устроенной по всем правилам военного искусства: с валом, рвом и неведомо откуда взявшейся пушкой, — легко соотносится с осадой Белогорской крепости и действиями ее коменданта — капитана Миронова. В заключительной главе “Дубровского” возникает смутный силуэт другого романа, в котором Пушкин написал о том, как “свирепствовал пожар” настоящей народной войны.