Б.М. Эйхенбаум: «В числе всевозможных противоречий, накопленных русской жизнью и культурой XIX века, было одно очень болезненное, дожившее до революции: противоречие “гражданской” и “чистой” поэзии, противоречие поэта-граж-данина и поэта-жреца. Знаменитая формула Некрасова: “Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан” — достаточно характерна в этом смысле. Ещё характернее слова Тургенева о стихах Некрасова — что “поэзия в них и не ночевала”. Рядом с понятием “поэзия” явилось понятие “поэтичности” как отбора особых тем и слов, противостоящих злобе дня...
Система Маяковского, как убедительный факт, решила поставленную историей задачу: старое противоречие русской поэзии было снято. Отныне спор о “гражданской” и “чистой” поэзии, о “вечном” и “злободневном”, о “низком” и “высоком” стал архаическим. Это не значит, конечно, что на месте этого противоречия не возникли другие, порождённые новой действительностью. Но дело, порученное историей и революцией Маяковскому, было им сделано».
P.O. Якобсон: «Поэтическое творчество Маяковского от первых стихов в “Пощёчине общественному вкусу” до последних строк едино и неделимо. Диалектическое развитие единой темы. Необычайное единство символики. Однажды намёком брошенный символ далее развёртывается, подаётся в ином ракурсе. Порою поэт непосредственно в стихах подчёркивает эту связь, отсылает к старшим вещам (например, в поэме “Про это” — к “Человеку”, а там — к ранним лирическим поэмам). Первоначально юмористически осмысленный образ потом подаётся вне такой мотивировки, или же, напротив, мотив, развёрнутый патетически, повторяется в пародийном аспекте. Это не надругательство над вчерашней верой, это два плана единой символики -- трагический и комедийный, как в средневековом театре. Единая целеустремленность управляет символами.
Первый сборник его стихов называется “Я”. Владимир Маяковский не только герой его первой театральной пьесы, но и заглавие этой трагедии, а также заголовок его последнего собрания сочинений. “Себе любимому” посвящает стихи автор. Когда Маяковский работал над поэмой “Человек”, он говорил: “Хочу дать просто человека, человека вообще, но чтобы не андреевские отвлечённости, а подлинный Иван, который двигает руками, ест щи, который непосредственно чувствуется”. Но Маяковскому непосредственно дано только самочувствие. Даже когда в поэме Маяковского в роли героя выступает 150 ООО 000-ный коллектив, он претворяется в единого собирательного Ивана, сказочного богатыря, который в свою очередь приобретает знакомые черты поэтова Я.
Я поэта — это таран, тарахтящий в запретное Будущее; это “брошенная за последний предел” воля к воплощению Будущего, к абсолютной полноте бытия: “надо вырвать радость у грядущих дней”.
Творческому порыву в преображённое будущее противопоставлена тенденция к стабилизации неизменного настоящего, его обрастание косным хламом, запирание жизни в тесные окостенелые шаблоны. Имя этой стихии — быт.
Только в поэме “Про это” отчаянная схватка поэта с бытом дана в обнажении, быт не олицетворён, непосредственно в мёр-твенный быт вбивается слов напором поэт, и тот в ответ казнит бунтаря “со всех винтовок, со всех батарей, с каждого маузера и браунинга”. В других вещах Маяковского быт персонифицирован, но это, по авторскому замечанию, не живой человек, а оживлённая тенденция. Определение этого врага в поэме “Человек” предельно общо: “Повелитель Всего, соперник мой, мой неодолимый враг”».
Просмотров: 6509