Распутин — писатель уже послевоенного поколения, на войну пришлось его детство, но война стала одним из тех исключительных испытаний, которые оставляют след навсегда. В повести «Живи и помни» Распутин представил историю дезертира и его жены.
Образ Настены — нравственный центр повести, чистый и прекрасный женский характер, поставленный в неразрешимое, истинно трагическое положение. Психологически новаторским стал тип Андрея Гуськова, тщательно исследованный излом его души. Важны воспоминания Андрея о том, как он уходил на фронт. В них — начало душевной порчи Гуськова, которая и привела к страшному концу. Недобрые чувства владеют им: «злость, одиночество, обида, тот же холодный, угрюмый и неотвязный страх». И на деревню, покидая ее, Андрей смотрел «молча и обиженно, он почему-то готов был уже не войну, а деревню обвинить в том, что вынужден ее покидать». Его реакция принимает, казалось бы, нелепый оборот: «Невольная обида на все, что оставалось на месте, от чего его отрывали и за что ему предстояло воевать...» Его «обидела» даже Ангара, что текла так «спокойно и безразлично к нему».
Андрей сладко-мучительно сосредоточен на своем страдающем «я». Все «ехали шумно, ордой, вовсю отдавшись горькому веселью, хорошо понимая, что это последние свободные и безопасные дни. Андрей держался особняком...» Страх - второе из преобладающих чувств, страх за свою жизнь. Но из тройки мучивших его переживаний — страха, злобы и обиды — самым пагубным оказалось последнее. На фронте он поборол свой страх, хочешь, не хочешь, воевал, как все, там нельзя было иначе, срабатывал «разумный эгоизм», иначе и себя погубишь, и других. Но когда в конце войны с тяжелым ранением он попал в госпиталь и уже совсем уверился, что его или вовсе отпустят домой или хотя бы на побывку, а этого не произошло, и его отправили на фронт, то снова с неуправляемой силой поднялись в нем эти чувства. Опять обида на обстоятельства, на все и всех, злоба — это уже следствие обиды, ожесточенная ее форма.
По ходу повествования открываются факторы, формировавшие характер Андрея. Только к середине повести, когда Андрей, крадучись, выходит рано утром к родной деревне, мы узнаем некоторые важные детали о его родителях. Выясняется, что обидчивая, злобная склонность его натуры идет и от матери, от сложностей народной судьбы в годы раскола и борьбы. Над матерью Андрея, привезшей с собой в Атамановку из-под Братска особый цокающий, шипящий выговор, подсмеивались всю жизнь, «она злилась и не умела скрыть свою злость, а потому сторонилась людей, старалась оставаться одна». Такая же склонность к одиночеству, к отчуждению от людей — и у ее сына. К тому же, в гражданскую войну истребили всю ее семью: отца, мать, трех братьев, а младший из них, служивший у Колчака, скрывался от революционного правосудия у них в подполье. Не зря Распутин поселяет семью Гуськовых в деревню Атамановку, бывшее Разбойниково, жители которого в старые годы прославились грабежом «идущих с Лены золотишников».
Андрей и Настена - два исконно противоположных типа отношения к жизни. Если у Андрея - это счеты к миру, людям, судьбе, то у Настены - любовь, готовность к добру и отдаче себя («...причем любви и заботы Настена с самого начала мечтала отдавать больше, чем принимать»). Обстоятельства ее жизни были тяжелее, чем у Андрея: вымершая в голод семья с Верхней Ангары, сиротское детство побирушки, лишения, унижения, но они не только не ожесточили ее характер, но, напротив, из всех этих мытарств вышла она еще душевнее, отраднее для людей. Андрей склонен снимать с себя ответственность, все взваливать на судьбу, власть независимых от него обстоятельств: «от судьбы... не уйдешь... это же она меня с войны сняла и сюда направила». Вместе с тем, одна из главных его побудительных причин к определенному выбору и действию - мучительное недовольство своим жребием, стремление урвать себе кусок получше. В Настене же особо выделяются отсутствие всякой зависти, мудрое приятие своей доли, своего счастья, той только уготованной части, которую надо честно и достойно снести: «Судьбой ли, повыше ли чем, но Настене казалось, что она замечена, выделена из людей - иначе на нее не пало бы сразу столько всего».
Андрей прямо высказывает свое убеждение, что на земле «хоть у слабого, хоть у сильного одна надежда - сам ты, больше никто». Андрею внятна ценность просто жизни, собственной и своей семьи, его волнует сохранность в роде. Когда появилась надежда, а затем уверенность, что у него, наконец, может быть ребенок, что он биологически прорастет дальше, это радостно потрясает глубины его существа, этим в его глазах можно оправдать все то страшное, на что он себя обрек. Его единственная святыня - собственный дом, он труднее других отрывается от него и к нему же его так до забвения опасности, чести и долга тянет: еще раз хотя бы увидеть, а с ним — родителей, жену.
Трагедии Настены и Андрея - разные. Андрей уже совершил свой роковой выбор: на войне, в положении, когда человек не принадлежит себе, своим личным желаниям и порывам, взял и решился по своей воле пожить. Этим он непоправимо отделился от мира людей, стал одиноким, «голым», просто человеком перед лицом неминуемого конца. Человек, загнанный в тупик и живущий какое-то время в его пространстве, — вот ситуация героя повести. Настена же на протяжении повести находится в состоянии невозможности окончательного выбора, она — в раздирающем ее конфликте. Их полную несовместимость точно определил сам Андрей: «У тебя была только одна сторона: люди. А сейчас две: люди и я. Свести их нельзя: надо, чтоб Ангара пересохла». Итак, с одной стороны у Настены - ее деревня, малая община, за которой стоит большая Родина, мир людей, их ценности, понятие о добре и зле, которое она разделяет всем своим существом; с другой - ее муж, с которым она, по тем же укорененным в ней народным представлениям, составляет нераздельную физическую и нравственную единицу. А муж взял да и выпал из общей правильной жизни, стал преступником и изгоем, да еще по высшей мере вины. Но отделиться от доверившегося ей близкого человека в момент испытаний, пусть даже грех его неподъемно велик, она не может. Тем более что чувствует она и свою долю вины в преступном повороте жизни мужа. Верила и боялась, что жила она неверно, для себя, думала о себе и ждала его только для одной себя. Ее совестливость чутка и умна. Настене доступны какие-то особые, почти «телепатические» возможности общения с близким человеком, поэтому и понимание взаимной сплетенности судеб, и ответственность у нее особенно глубоки. Она рассказывает Андрею, как она каждый вечер перед сном говорила с ним, а утром не вставала, прежде чем не представит его. И не просто представит, а какой-то способностью ясновидения перемахнет разделяющие их расстояния и как бы воочию его увидит.
Настена обладает способностью видеть в людях прежде всего их благую сторону, тем самым укрепляя в себе и окружающих начатки добра. В проникновенных беседах с Андреем, погружаясь в воспоминания о прошлом, она извлекает оттуда доброе, отрадное, любовное: моменты нежности, взаимного понимания, защиты ее мужем. Она даже не хочет помнить, что он на нее когда-то поднимал руку. Луч такого отношения - и единственно он — не только высвечивает в Андрее лучшее, но дает ему разогреться и выплеснуться наружу. Именно тогда в нем пробуждается совесть, обостряется чувство вины, он по-настоящему чувствует себя преступником. В непрерывной внутренней борьбе в Андрее двух людей, двух противоположных сил -раскаяния, самоосуждения и злобы, извращенного сладострастия окончательного падения - только под влиянием Настены начинает усиливаться и на какое-то время преобладать лучшая сторона. 10-11 главы - кульминация во взаимном раскрытии душевных глубин Андрея и Настены. Тут недаром и вершина муки Гуськова: «Господь, что я наделал?!»
Метаться Настена больше не может, «ни решить в пользу личного, ни выдержать своей вины перед другими...» В этом нравственная чистота и подвиг Настены. Уходя из жизни, она уносит с собой и последнюю надежду мужа на «память крови», которая продлится в ребенке. Это единственное доступное ее душе, мягкой, любящей, не терпящей насилия над другим, наказание Андрею, наказание, осуществленное подсознательно, но непреложно, как бы от имени всех. И кончается повесть примирительной нотой: не отринула от себя Настену деревня, оставила в своем круге жалости и памяти.
В истории Андрея прослеживаются два этапа: первый — пока он еще был связан с Настеной. Пока стояла зима, контакт осуществлялся по льду через Ангару, да и сам Гуськов мог наблюдать за деревней, своим домом, даже в баню тихонько наведывался. А когда реки стали освобождаться ото льда и еще не установилась лодочная переправа, Андрея целиком отрезало от единственной человеческой души, которая ему «дышать давала». Пока шла нормальная, мирная жизнь или на фронте, он был так или иначе включен в дело, людское общение и отношение, через Настену Андрей хоть в малой степени оставался причастным миру людей. А тут оказался совершенно один, лицом к лицу с самим собой, природой, концом, смертью. Как преследуемого зверя, Андрея тянут к себе всякие укромные места, он маниакально ковыряет мышиные норы, небольшие ямки, бесполезные для укрытия. Гуськов все больше дичает, сознание его начинает расползаться, как трухлявая ткань, начинаются странные провалы в памяти.
Собственно, самого конца Андрея Распутин не дает, это уже не имеет значения, мы узнаем только, что, услышав шум на реке (момент самоубийства Настены), он поспешно бежит в одно из найденных им дальних укрытий. В более поздних изданиях Распутин снимает даже этот эпизод.
Протест против войны проходит через всю повесть. Андрей Гуськов - искалеченная душа, жертва своего характера, своего отношения к жизни, своего выбора, погубившего и жену, и ребенка, и его самого. Но он же и жертва, жалкая жертва войны. Губительный тупик, на который Андрей себя обрек, страшный отрицательный опыт, призванный учить и предостерегать.