«...И была она, браток, телом ма-аленькая!» — вспоминает рассказчик слова старика, от которых делается ему тепло на душе.
Десять месяцев ходил он по Русской земле, а встреча с двумя стариками-богомольцами — лучшее, что вспоминается. Старик и старуха пошли по обету поклониться соловецким угодникам Божиим.
Вспоминают они свою постоялицу, которую определил им «на ква-теру» урядник. Сослали барышню — за какую провинность, старикам неведомо. Согрели девушку на печи. Накормили...
— Смеется!
— Глазенки-то черные, как у мыша.
Вся она — как мышка: маленькая, быстрая, хохочет, кричит, вертится, за все берется. Лохань хотела с помоями вынести — схватилась, да в помои — бух! «Ма-а-ленькая!»
Душа была ангельская (старики говорят: «андельская»): во все сердцем вникала, на крестьянских сходах бывала. Грамотная — всех по книжке учила. Лет ей было не более восемнадцати. А серьезной бывала — как взрослая. Раделица (попечительница) была обо всех: кто где заболеет — бежит лечить.
Два года всего и пожила-то у стариков: сгорела от огневицы (лихорадки). Умирала без памяти, все маму звала.
Вся деревня хоронить пришла. Все души в ней не чаяли. Вот старики и тронулись в путь — помолиться за эту чистую душу. Рассказчик пытается представить себе эту «ма-аленькую» героиню и сердится на бессилие воображения: «русский человек плохо умеет представлять себе хорошее, светлое...»