I
«Это было шесть-семь лёт тому назад, когда я жил в одном из уездов Т-ой губернии, в имении помещика Белокурова, молодого человека, который вставал очень рано, ходил в поддевке, по вечерам пил пиво и все жаловался мне, что он нигде и ни в ком не встречает сочувствия. Он жил в саду во флигеле, а я в старом барском доме, в громадной зале с колоннами, где не было никакой мебели, кроме широкого дивана, на котором я спал, да еще стола, на котором я раскладывал пасьянс. Тут всегда, даже в тихую погоду, что-то гудело в старых амосовских печах, а во время грозы весь дом дрожал и, казалось, трескался на части, и было немножко страшно, особенно ночью, когда все десять больших окон вдруг освещались молнией».
Как-то, возвращаясь домой, главный герой забрел в какую-то незнакомую усадьбу. Здесь, пройдя по старым аллеям, он дошел до белого дома с террасой и с мезонином. У белых каменных ворот, которые вели со двора в поле, у старинных крепких ворот со львами, стояли две девушки. «Одна из них, постарше, тонкая, бледная, очень красивая, с целой копной каштановых волос на голове, с маленьким упрямым ртом, имела строгое выражение и на меня едва обратила внимание; другая же, совсем еще молоденькая — ей было семнадцать-восемнадцать лет, не больше — тоже тонкая и бледная, с большим ртом и с большими глазами, с удивлением посмотрела на меня, когда я проходил мимо, сказала что-то по-английски и сконфузилась, и мне показалось, что и эти два милых лица мне давно уже знакомы. И я вернулся домой с таким чувством, как будто видел хороший сон».
Вскоре после этого, когда главный герой и Белокуров гуляли около дома, въехала во двор рессорная коляска, в которой сидела одна из тех девушек. Старшая из сестер приехала с подписным листом просить на погорельцев. После того как Оба подписались, она пригласила Петра Петровича и главного героя в гости.
Когда она уехала, Петр Петрович сказал, что эта девушка из хорошей семьи. Ее имя — Лидия Волчанинова. Имение, в котором она живет с матерью и сестрой, называется Шелковкой. «Отец ее когда-то занимал видное место в Москве и умер в чине тайного советника. Несмотря на хорошие средства, Волчаниновы жили в деревне безвыездно, лето и зиму, и Лидия была учительницей в земской школе у себя в Шелковке и получала двадвать пять рублей в месяц. Она тратила на себя только эти деньги и гордилась, что живет на собственный счет».
Вскоре оба отправились в Шелковку. «Мать, Екатерина Павловна, когда-то, по-видимому, красивая, теперь же... больная одышкой, грустная, рассеянная, старалась занять меня разговором о живописи». «Лидия, или, как ее звали дома, Лида, говорила больше с Белокуровым, чем со мной. Серьезная, не улыбаясь, она спрашивала его, почему он не служит в земстве и почему до сих пор не был ни на одном земском собрании ».
От Лидии герой узнал о том, что весь уезд находится в руках Бала-гина, председателя управы, и его родственников. Лидия считает, что с этим надо бороться, создать сильную молодежную партию.
«Младшая сестра, Женя, пока говорили о земстве, молчала. Она не принимала участия в серьезных разговорах, ее в семье еще не считали взрослой и, как маленькую, называли Мисюсь, потому что в детстве она называла так мисс, свою гувернантку. Все время она смотрела на меня с любопытством и, когда я осматривал в альбоме фотографии, объясняла мне: «Это дядя... Это крестный папа», — и водила пальчиком по портретам, и в это время по-детски касалась меня своим плечом, и я близко видел ее слабую, неразвитую грудь, тонкие плечи, косу и худенькое тело, туго стянутое поясом».
Возвращаясь домой, друзья говорили об этой «прекрасной, интеллигентной» семье. Главный герой же думал про Белокурова, что тот «тяжелый и ленивый малый».
II
Главный герой часто стал бывать у Волчаниновых. Он привык к тому, что «Лида принимала больных, раздавала книжки и часто уходила в деревню с непокрытой головой, под зонтиком, а вечером громко говорила о земстве, о школах». Лида считала, что у них с главным героем нет общих интересов. «Она не любила меня за то, что я пейзажист и в своих картинах не изображаю народных нужд, и что я, как ей казалось, был равнодушен к тому, во что она так крепко верила».
«А ее сестра, Мисюсь, не имела никаких забот и проводила свою жизнь в полной праздности, как я. Вставши утром, она тотчас же бралась за книгу и читала, сидя на террасе в глубоком кресле, так что ножки ее едва касались земли, или пряталась с книгой в липовой аллее, или шла за ворота в поле. Она читала целый день, с жадностью глядя в книгу, и только потому, что взгляд ее иногда становился усталым, ошеломленным и лицо сильно бледнело, можно было догадаться, как это чтение утомляло ее мозг». Она всегда была рада видеть главного героя.
Однажды, собирая грибы, главный герой и Женя разговорились. Девушка спросила, почему они с Лидой все время спорят. «Потому что она неправа», — ответил он. После все встретились на террасе. Герой отметил, что Екатерина Павловна и Женя обожали друг друга. И к людям они относились одинаково, «Екатерина Павловна также скоро привыкла и привязалась ко мне, и когда я не появлялся два-три дня, присылала узнать, здоров ли я. На мои этюды она смотрела тоже с восхищением, и с такою же болтливостью и так же откровенно, как Мисюсь, рассказывала мне, что случилось, и часто поверяла мне свои домашние тайны».
Все снова стали говорить о Лиде. Мать сказала, что ее старшей дочери пора подумать о себе. Замуж нужно.
Возвращаясь домой, главный герой спросил у Белокурова, почему тот до сих пор не влюбился в одну из сестер. Тот ответил, что любит другую — Любовь Ивановну, которая живет с ним вместе во флигеле. Это была очень полная, пухлая, важная дама. «Она была старше его лет на десять и управляла им строго, так что, отлучаясь из дому, он должен был спрашивать у нее позволения. Она часто рыдала мужским голосом, и тогда я посылал сказать ей, что если она не перестанет, то я съеду с квартиры; и она переставала».
Главный герой предположил, что Лида может полюбить только земца, увлеченного так же, как она, больницами и школами. «А Мисюсь? Какая прелесть эта Мисюсь!»
IIIВ следующий раз главный герой и Лида снова заспорили. Теперь о том, нужен ли медицинский пункт в Малоземове. Лида уверяла, что если бы были такие пункты, то смертность бы уменьшилась. А главный герой на это отвечал, что такие люди «...болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают в грязи и в вони; их дети, подрастая, начинают ту же музыку, и так проходят сотни лет, и миллиарды людей живут хуже животных — только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх. Весь ужас их положения в том, что им некогда о душе подумать, некогда вспомнить о своем образе и подобии; голод, холод, животный страх, масса труда, точно снеговые обвалы, загородили им все пути к духовной деятельности, именно к тому самому, что отличает человека от животного и составляет единственное, ради чего стоит жить. Вы приходите к ним на помощь с больницами и школами, но этим не освобождаете их от пут, а, напротив, еще больше порабощаете, так как, внося в их жизнь новые предрассудки, вы увеличиваете число их потребностей, не говоря уже о том, что за мушки и за книжки они должны платить земству и, значит, сильнее гнуть спину».
Лида обиделась и сказала, что нельзя сидеть сложа руки, но и освободить людей от труда невозможно. Тогда главный герой предложил Лиде взять на себя долю их труда. После долгой перепалки он понял, что пора идти домой.
IV«На дворе было тихо; деревня по ту сторону пруда уже спала, не было видно ни одного огонька, и только на пруде едва светились бледные отражения звезд. У ворот со львами стояла Женя неподвижно, поджидая меня, чтобы проводить». Это была грустная августовская ночь. Женя сказала, что считает главного героя правым в его убеждениях. Он был слишком раздражен, чтобы остаться одному. Главный герой попросил Женю задержаться.
«Я любил Женю. Должно быть, я любил ее за то, что она встречала и провожала меня, за то, что смотрела на меня нежно и с восхищением. Как трогательно прекрасны были ее бледное лицо, тонкая шея, тонкие руки, ее слабость, праздность, ее книги. А ум? Я подозревал у нее недюжинный ум, меня восхищала широта ее воззрений, быть может, потому, что она мыслила иначе, чем строгая, красивая Лида, которая не любила меня. Я нравился Жене как художник, я Победил ее сердце своим талантом, и мне страстно хотелось писать только для нее, и я мечтал о ней, как о своей маленькой королеве, которая вместе со мною будет владеть этими деревьями, полями, туманом, зарею, этою природой, чудесной, очаровательной, но среди которой я до сих пор чувствовал себя безнадежно одиноким и ненужным». В порыве чувств главный герой стал осыпать Женю поцелуями. Она убежала в дом. Долго молодой человек ждал ее возвращения, а потом отправился домой.
На другой день после обеда главный герой снова пришел к Волчаниновым. Оказалось, что Екатерина Павловна с Женей уехали к тете, в Пензенскую губернию. А зимой, вероятно, они поедут за границу.
«И я ушел из усадьбы тою же дорогой, какой пришел сюда в первый раз, только в обратном порядке: сначала со двора в сад, мимо дома, потом по липовой аллее... Тут догнал меня мальчишка и подал записку. «Я рассказала все сестре, и она требует, чтобы я рассталась с вами, — прочел я. — Я была бы не в силах огорчить ее своим неповиновением. Бог даст вам счастья, простите меня. Если бы вы знали, как я и мама горько плачем!»
Придя домой, главный герой уложился и вечером уехал в Петербург.
Больше он уже не видел Волчаниновых. А через время, по дороге в Крым, он встретил в вагоне Белокурова. Стало известно, что имение свое он продал и купил другое, поменьше, на имя Любови Ивановны. Лида жила по-прежнему в Шелковке и учила в школе детей, собрала около себя кружок симпатичных ей людей, которые составили из себя сильную партию и на последних земских выборах «прокатили» Балагина, державшего до того времени в своих руках весь уезд. Где теперь была Женя, никому не известно.
«Я уже начинаю забывать про дом с мезонином, и лишь изредка, когда пишу или читаю, вдруг ни с того ни с сего припомнится мне то зеленый огонь в окне, то звук моих шагов, раздававшихся в поле ночью, когда я, влюбленный, возвращался домой и потирал руки от холода. А еще реже, в минуты, когда меня томит одиночество и мне грустно, я вспоминаю смутно, и мало-помалу мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут и что мы встретимся...
Мисюсь, где ты?»