Недавно собирались поставить памятник бойцу Василию Теркину. Памятник литературному герою ставят редко. Но мне кажется, что герой Твардовского заслужил эту честь по праву. Ведь это был бы и памятник тем, кто воевал за свою страну и не жалел своей крови, кто не боялся трудностей и умел шуткой скрасить фронтовые будни, — памятник всему русскому народу.
Поэма Твардовского была действительно народной, вернее, солдатской поэмой. По воспоминаниям Солженицына, солдаты его батареи из многих книг предпочитали больше всего ее да «Войну и мир» Толстого.
Секрет огромной популярности поэмы — язык, легкий, образный, народный. Стихи запоминаются сразу. Кроме того, каждая глава является законченным, отдельным произведением. Сам автор сказал о ней так: «Эта книга про бойца, без начала и конца».
Словом, книгу с середины
И начнем. А там пойдет...
Это, думается, делает героя ближе и понятнее. Поэт приписал Теркину не так уж много геройских подвигов. Однако переправы, сбитого самолета да взятого в плен языка вполне достаточно.
Если бы меня спросили, почему Василий Теркин стал одним из моих самых любимых литературных героев, я бы сказал так: мне нравится его жизнелюбие. Смотрите, он на фронте, где каждый день смерть, где никто «не заколдован от осколка-дурака, от любой дурацкой пули». Порой мерзнет или голодает, не имеет вести от родных. А он не унывает. Живет и радуется жизни:
Ведь он в кухне — с места,
С места — в бой,
Курит, ест и пьет со смаком
На позиции любой.
Он может переплыть ледяную реку, тащить, надрываясь, языка. Но вот вынужденная стоянка, «а мороз — ни
стать, ни сесть». И Теркин заиграл на гармони:
И от той гармошки старой,
Что осталась сиротой,
Как-то вдруг теплее стало
На дороге фронтовой.
Теркин — душа солдатской компании. Недаром товарищи любят слушать его то шутливые, а то и серьезные рассказы.
Вот они лежат в болотах, где перемокшая пехота мечтает уже даже о том, «хоть бы смерть, да на сухом». Сыплет дождик. И даже покурить нельзя: размокли спички. Солдаты все клянут, и кажется им, «хуже нет уже беды». А Теркин усмехается и начинает длинное рассуждение. Говорит он о том, что пока солдат чувствует локоть товарища, он силен. За ним батальон, полк, дивизия. А то и фронт. Да что там: вся Россия! Вот в прошлом году, когда немец рвался к Москве и пел «Москва моя», тогда и нужно было кручиниться. А нынче немец совсем не тот, «этой песни прошлогодней нынче немец не певец». А мы про себя думаем, что ведь и в прошлый год, когда совсем тошно было, находил Василий слова, которые помогали товарищам. Такой уж у него талант. Такой талант, что, лежа в мокром болоте, засмеялись товарищи: легче стало на душе.
Но больше всего мне нравится глава «Смерть и воин», в которой герой, раненный, лежит и замерзает, и чудится ему, что пришла к нему смерть. И стало трудно спорить ему с ней, потому что истекал он кровью и хотел покоя. И чего уж, казалось, держаться за эту жизнь, где вся радость-то в том, что или замерзнуть, или рыть окопы, или бояться, что убьют тебя... Но не таков Василий, чтобы легко сдаться Косой.
Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда, — шепчет он. И воин побеждает смерть.
«Книга про бойца» была очень нужной на фронте, она поднимала дух солдат, побуждала сражаться за Родину до последней капли крови.