Lit-Helper.Com В нашей библиотеке 23 521 материалов.
Сочинения Биографии Анализ Характеристики Краткие содержания Пересказы
   Анализ   /   Замятин Е.И.   /   Мы
Другие материалы по творчеству Замятин Е.И.
«Мы»

Замятин искал новые пути творчества. Он полагал, что после революции жизнь стала иной и изображаться должна по-другому. Новую реальность не может адекватно отразить ни толстовский реализм, ни символизм — на смену им должен прийти неореализм.

Е. Замятин полемизировал с теоретиками Пролеткульта, утверждавшими, что «машинизирование» жизни влияет и на психологию пролетариата, что со временем не станет индивидуальности, индивидуального мышления, а будет существовать «объективная психология целого класса». Во многом роман «Мы» направлен против такого толкования. Однако только политической полемикой это произведение не ограничивается. Роман «Мы» стал образцом жанра антиутопии.

Аллегорические антиутопии существовали в литературе давно. В русской литературе первой антиутопией называют роман М. Хераскова «Кадм и Гармония» (1786), к антиутопии относят Легенду о Великом Инквизиторе из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». В ней есть то, что является одним из признаков этого жанра — мотив навязанного счастья, к которому ведут силой. На рубеже XIX—XX веков в русской литературе появилось много произведений, имеющих признаки — скорее на уровне социально-философском, чем на художественном — антиутопии.

Антиутопия является опровержением в художественной форме веры в достижение справедливого миропорядка в исторической реальности. Если утопия изображает совершенный мир, чаще всего изолированный, «земной рай», то антиутопия развенчивает принципы идеального общества, в ней прослеживается мотив «изгнания из рая». Утопическое общество чаще всего показано глазами стороннего наблюдателя, оказавшегося там и восхищающегося новым миропорядком. Мир будущего в антиутопических произведениях показан изнутри, с позиции обитателя этого мира, который может узнать все принципы устройства этого общества на собственном опыте. Утопические произведения — произведения фантастические, так как продемонстрировать устройство нового мира можно лишь при помощи фантастики. Антиутопия тоже фантастична, основные приёмы этого жанра — пародия и гротеск. Не случайно появление романа-антиутопии в то время, когда возникло государство, воплощавшее мечты человечества о всеобщем счастье.

В антиутопических романах отчётливо выделяются два типа «идеального» общества. В романах «Мы» Е. Замятина и «Приглашение на казнь» В. Набокова благополучие государства и граждан основано на удовлетворении самых примитивных потребностей.

Это «благополучное небытие взрослых истуканов» ( В. Набоков). Более поздние романы немецкого писателя Г. Гессе « И гра в бисер» и американского фантаста А. Азимова «Конец вечности» предлагают иной принцип благоденствия. Однако принцип устройства общества одинаков: оно основывается на духовной! несвободе людей, его населяющих. Роман-антиутопия, однако, не с только социальная сатира, сколько жанр философский, предполагающий размышления о принципах организации человеческого общества, о внутренней свободе и несвободе личности.

Единое Государство, показанное в романе «Мы», это царство победившей утопии. Люди в нём не думают о жилье, 111 ггании — государство обеспечивает им необходимый уровень жизненного комфорта. Жизнь в Едином Государстве предельно механизирована. Но за удобства существования пришлось расплачиваться утратой имени и индивидуальности. Единое Государство не является пародией на Страну Советов, потому что в 1920 1921 годах Советское государство только создавалось. Однако система, господствующая в Едином Государстве, демонстрирует, к чему приводит насильственное движение к счастью, всеобщее планирование и «машинизация». Существование нумеров может быть приравнено к существованию людей в «золотом веке», во всяком случае, так считают сами граждане Единого Государства.

Государство построено на принципе несовместимости счастья и свободы. Понятие «идеальной несвободы» кажется гражданам Единого Государства единственным разумным принципом построения общества: нумера по расписанию получают возможность удовлетворять все естественные потребности. Удовлетворены потребности в пище, любви, в «зрелищах». Человечество приведено к счастью железной рукой. У счастья появилась формула: «Счастье равно блаженство, делённое на зависть». В этой формуле не учтены только духовные потребности человека. Нумера не знают таких слов — их счастье остается в сфере физиологии.

Развитие, движение вперёд в Едином Государстве уже невозможно. Нумера благоденствуют, государственная машина отлажена. Но отсутствие движения означает отсутствие прогресса. Для Замятина существовало два важнейших состояния общества — энтропия и революция.

В статье «О литературе, революции, энтропии и прочем» (1923) он писал: «Когда пламенно-кипящая сфера (в пауке, религии, социальной жизни, искусстве) остывает, огненная магма покрывается догмой — твёрдой, окостенелой, неподвижной корой.

Догматизация в науке, религии, социальной жизни, искусстве — энтропия мысли; догматизированное уже не сжигает, оно — греет, оно — тепло, оно — прохладно». Процесс догматизации и последующего революционного взрыва, по Замятину, неизбежен. Под энтропией он подразумевал «стремление мировой энергии к покою — к смерти». Энтропия предполагает отсутствие свободы, а свобода — это то, что в замятинской концепции человека занимает важнейшее место. Причём для него наиболее ценен человек, имеющий внутреннюю свободу. Такая свобода невозможна для того, кто руководствуется только разумом. Разум ограничивает человека. Замятин всегда приветствовал проявления всего иррационального.

Идеальным не только нумером, но и человеком для Замятина является нумер 1-330, в котором сосуществуют разум и иррациональное. Именно 1-330 высказывает заветные мысли автора: «А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней — нет, революции — бесконечны. Последняя — это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо — чтобы дети спокойно спали по ночам...»; «Тебе, математику, — разве не ясно, что только разности — разности — температур, только тепловые контрасты — только в них жизнь. А если всюду, но всей вселенной, одинаково тёплые — или одинаково прохладные тела... Их надо столкнуть — чтобы огонь, взрыв, геенна. И мы — столкнём».

Центральный персонаж романа Д-503 боится таких мыслей своей возлюбленной. Он вслед за всеми жителями Единого Государства воспевает «божественно-ограничивающую мудрость стен, преград». Стена отделяет «машинный, совершенный мир от неразумного, безобразного мира деревьев, птиц, животных...». Природное начало чуждо механизированному миру нумеров. Вообще, в романе «Мы» рациональное и виерациональ-ное противопоставлены на уровне вполне материальном. Природное начало выражено не только в речах 1-330, но и в Древнем Доме, его интерьере и наполняющей его утвари, старинных платьях героини, наконец, в том, что существует за Зелёной Стеной.

Очень значимой в романе является цветовая символика. В мире Единого Государства господствуют прозрачные, прохладные тона: юнифы — серо-голубые, небо — «синее, не испорченное ни единым облаком», «стерильное, безукоризненное», глаза 0-90 — тоже синие, не омрачённые ни единым облачком. Это стеклянный мир, и его цвета — это оттенки стекла. Несвобода проявляется даже на уровне регламентации цветовой гаммы.

В иррациональном мире всё иначе. В Древнем Доме господствует «дикая, неорганизованная, сумасшедшая — как тогдашняя музыка — пестрота красок и форм». Доминирующим цветом Древнего Дома, 1-330 является огненный, жёлто-золотой.

Усилению основного конфликта подчинена и очень существенная в структуре романа поэтика чисел. Будучи математиком, Замятин видит символику чисел как никто другой. Мир Единого Государства — это мир числовой прямой. Числа для его граждан заменяют искусство.

Тоталитарная система пользуется цифрами для обозначения человека. Числовое обозначение может принадлежать любому человеку или предмету, в то время как имя неповторимо. Эта стандартизация использовалась на практике по отношению к тем, кто перестал для государственной системы быть людьми, а стал «лагерной пылью», утратил ценность как личность, стал идеальным винтиком государственного механизма. В романе «Мы» нет лагерей, но унификация всех граждан доведена до совершенства. Те понятия, которые не могут быть выражены с помощью чисел, имеют иной вариант наименования, тоже обезличивающий: Машина Благодетеля, Древний Дом и т. д.

В мире, где люди лишены привычных имён, функцию «говорящих имён» исполняют их номера. Так, об 0-90 герой говорит так: «Милая О! — мне всегда это казалось — что она похожа на своё имя: сантиметров на 10 ниже Материнской Нормы — и оттого вся кругло обточенная, и розовое О — рот — раскрыт навстречу каждому моему слову. И ещё: круглая, пухлая складочка на запястье руки — такие бывают у детей». Слева от Д-503 в шеренге шагает 0-90, а справа — 1-330, «тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как хлыст». Преследователь героя — «какой-то дважды изогнутый, вроде буквы S». Портретные характеристики присущи и гражданам Единого Государства, как бы ни стремились они к унификации. И эти портретные особенности связаны с теми номерами, которые им присвоены.

Бунтари, отвергающие всё, что составляет основу Единого Государства, тем не менее избирают своим девизом математический символ — у7!. Но для человека из мира математики этот знак более революционен, чем многие громкие лозунги. Дело в том, что в истории математики существовало время, когда все операции проводились на числовой прямой. Привлечение к математическим операциям «мнимых чисел» привело к тому, что стал возможен математический анализ, оперирующий на плоскости, так как ось «мнимых чисел» перпендикулярна оси простых чисел. Но когда в математический обиход вошли «комплексные числа», среди которых находится и у-1, это стало революцией в науке, потому что позволило оперировать в четырёхмерном пространстве.

Математика Д-503 более всего пугает, но и более всего убеждает математический символ революции — у-1: « Всякому уравнению, всякой формуле в поверхностном мире соответствует кривая или тело. Для формул иррациональных, для моего д/-1, мы не знаем соответствующих тел, мы никогда не видели их... Но в том-то и ужас, что эти тела — невидимые — есть, они непременно, неминуемо должны быть: потому что в математике, как на экране, проходят перед нами их причудливые, колючие тени — иррациональные формулы; и математика, и смерть — никогда не ошибаются. И если этих тел мы не видим в нашем мире, на поверхности, для них есть — неизбежно должен быть — целый огромный мир там, за поверхностью...»

Математический знак революционеров становится для Д-503 обозначением всего необычного, он символизирует даже душу героя. В Едином Государстве «душа» — это понятие из далёкого прошлого, а в настоящем — тяжёлая, опасная болезнь. Строитель «Интеграла» боится происходящих с ним перемен, но не отказывается от них. Он постепенно начинает соединять в себе разум и душу, т. е. происходит восстановление личности, всегда находившейся в центре внимания русской литературы. Герои произведений Л. Толстого, Ф. Достоевского мучительно ищут ответ на вечный вопрос о предназначении человека в жизни и находят его в христианской вере. Замятин же отвергает религию. По его мнению, конечной истины не существует, и поэтому религия, объявляющая, что она владеет такой истиной, абсурдна не менее, чем государственная машина. Для него Церковь — один из инструментов подчинения человека, а значит, энтропии. Бунтари Замятина берут себе имя Мефи, производное от Мефистофеля. Мефистофель — один из величайших революционеров, по их мнению. Они устами 1-330 называют себя « антихристианами ».

Вообще, в поэтике романа довольно значимы библейские мотивы. День Единогласия назван Пасхой. Герой говорит, что все муки, которые он вынес и «принёс сюда, как подвиг, — всё это только смешно, как древний анекдот об Аврааме и Исааке.

Авраам — весь в холодном поту — уже замахнулся ножом над своим сыном — над собою — вдруг сверху голос: “Не стоит! Я пошутил...”». Обращение к христианской лексике и даже библейским преданиям на страницах романа происходит довольно часто. Так, здесь возникают «ангелы-хранители», нумеров Д-503 называет богами: «...боги стали, как мы: эрго — мы стали, как боги». Верховным божеством для жителей Единого Государства является конечно же Благодетель, хотя на самом деле он вовсе не так могущественен и велик, как это декларируется. В беседе со строителем «Интеграла» Благодетель в доказательство своей правоты приводит именно библейский пример: «Вспомните: синий холм, крест, толпа. Одни — вверху, обрызганные кровью, прибивают тело к кресту; другие — внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех, верхних, — самая трудная, самая важная. Да не будь их, разве была бы поставлена вся эта величественная трагедия?» Единое Государство он сравнивает с раем: «...там — блаженные, с оперированной фантазией (только потому и блаженные) - ангелы, рабы Божьи...» В конце романа 1-330 восходит на современный аналог Голгофы — Машину Благодетеля. В жизни Единого Государства вообще важную роль играют ритуалы, похожие уже не на христианские, а на языческие культы.

Более того, библейские мотивы воплощаются и в поэтике чисел. Число три, сакральное для христиан, потому что ассоциируется с Пресвятой Троицей, пронизывает весь роман. Каждая запись состоит из трёх частей, Благодетель появляется трижды, трижды пытают 1-330, да и само её имя состоит из двух троек (кроме того, просматривается параллель с возрастом Христа — 33 года).

В центре авторского внимания в романе «Мы» находятся человеческие личности. Но действие во многом сосредоточено вокруг «Интеграла». Это не просто космический корабль, он призван принести на другие планеты идеологию Единого Государства. Но что будет после того, как он отправится в полёт, не знает никто: ни рядовые нумера, ни Мефи, ни его Строитель. «Интеграл» становится просто объектом поклонения. Завладевший им победит. Разрешение всех проблем персонажи романа связывают с «Интегралом», чьё предназначение им неясно. Но есть человек, знающий, для чего нужен «Интеграл»,— э го Благодетель. Он знает всё. Это именно он связал нумеров «по рукам и ногам благодетельными тенетами счастья». Он создал Единое Государство, воплотив на земле утопию. Но, совершив благодеяние, он неизбежно становится палачом, начинает исполнять карательную функцию.

Однако утопия завершена не до конца. Даже законопослушный нумер может заразиться революционными настроениями. Даже 0-90 не желает подчиняться правилам Единого Государства и отдавать своего ребёнка. Всему мешает фантазия, душа. Но государство нашло решение и этой проблемы. Разделение души и тела происходит путём хирургической операции. Отделение души от тела всегда означало смерть. После Великой Операции и наступает духовная смерть Д-503. В романе «Мы» процесс, бывший всегда таинственным, непостижимым, обретает вполне конкретные черты, но от этого не становится менее страшным. Наоборот — это страшнее, чем естественная смерть. Да и сама смерть становится зримой — человек превращается в лужицу химически чистой воды. Теперь смерть — «знамение нечеловеческой мощи Благодетеля».

Итак, роман Е. Замятина «Мы» — антиутопия. Антиутопия возможна там, где существует противостояние какому-либо идеологическому догмату. В ней реализуются в первую очередь функции предупреждения, предостережения. Антиутопический конфликт представляет собой конфликт между тоталитарным режимом и личностью героя.


Печать Просмотров: 89522