Революция, поэтом которой считал себя Маяковский, победила. Отныне его лира должна была служить только ей. Пафос поэзии Маяковского этих лет — оптимизм и героика, основная тема — борьба за утверждение нового общества. Маяковский считает важной любую работу: делает лозунги и плакаты для окон РОСТА (Российского Телеграфного Агентства), рекламирует новые советские товары и пишет агитки: «Каждый прогул — / радость врагу. / А герой труда — / для буржуев удар».
Постепенно к 1924 г. складывается новый метод, который Маяковский назвал «тенденциозным реализмом», в его основе — три главных принципа: принцип социального заказа, принцип литературы факта, принцип искусства-жизнестроения. Язык стихов Маяковского становится все более ясным и понятным, поэт уходит от сложных развернутых метафор. Стиль Маяковского этого периода представляет собой сплав стихов и публицистики.
В послереволюционные годы главными объектами сатиры Маяковского становятся мещанство и бюрократизм, неискоренимые, как оказалось, и при новом строе. Основными принципами построения сатирического образа являются гипербола и гротеск.
В стихотворении «О дряни», обращенном к «мещанам без различий классов и сословий», Маяковский, живописуя « мурло мещанина», не стесняется в выражениях, намеренно используя грубую лексику: «намозолив от пятилетнего сидения зады, крепкие, как умывальники», «от самовара разморясь», «фигурять на балу в Реввоенсовете» и др. Примечателен факт, что мещане «нового призыва» как две капли воды похожи на тех, которым бросал свое «Нате!» герой ранней лирики Маяковского: «...вот вы, женщина, на вас белила густо, /вы смотрите устрицей из раковины вещей». В стихотворении «О дряни» — сходный образ: «Эх, / и заведу я себе / тихоокеанские галифища, / чтобы из штанов / выглядывать, / как коралловый риф!» Основа образа — «тихоокеанские галифища» — вызывают в памяти «шаровары шириной с Черное море» из «Тараса Бульбы», хотя сам Маяковский не раз утверждал, что «этих книг (т. е. классику) ни при какой погоде не читал».
Портрет Маркса — «рамочка ала» — повешенный на стенку как знак благонадежности хозяев, в свою очередь отплатил им (через фантастический прием, введенный в финал): »Маркс со стенки смотрел, смотрел... / И вдруг / разинул рот, / да как заорет...» Канарейка, с нелегкой руки Маяковского, стала эмблемой мещанства.
Стихотворение «Прозаседавшиеся» (1922) было высоко оценено политическим лидером страны В.И.Лениным как «совершенно правильное с точки зрения политической и административной». В стихотворении использован прием фантастического гротеска: взяв расхожую фразу чиновников «столько дел, что хоть разорвись», поэт реализует эту ситуацию: «... вижу: / сидят людей половины. / О дьявольщина! / Где же половина другая? /.../ »Оне на двух заседаниях сразу. /... Поневоле приходится разорваться./ До пояса здесь, / а остальное там». Гротескная детализация, вроде «покупки склянки чернил Губкооперативом», «заседание А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома», дополняет основной образ. Стихотворение, как и предыдущее — «О дряни», заканчивается призывом-декларацией: «О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний!» Правда, финал этот иронически двусмыслен: со злом (бюрократизм управленцев) предлагается бороться его же методами.
Теме призвания поэта и назначения поэзии посвящены стихотворения «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» (1920), «Юбилейное» (1924), «Разговор с фининспектором о поэзии» (1926) и др.
В статье «Как делать стихи» Маяковский рассказывает о процессе создания стихотворения «Сергею Есенину». Показателен уже сам глагол, употребленный в названии статьи, — «делать». Маяковский был убежден: «Поэзия — производство. Труднейшее, сложнейшее, но производство». «Я себя советским чувствую заводом, вырабатывающим счастье». А так как «для веселия планета наша мало оборудована», то «надо жизнь сначала переделать, переделав, можно воспевать». Поэт призван преображать жизнь силой своего слова. (Напомним, что установка на жизнестроительство — характерная черта авангардного, в том числе и футуристического, искусства). Поэзия — грозное, без промаха разящее оружие, поэт — воин, «народа водитель и одновременно народный слуга» — эта метафора Маяковского реализована в различных вариантах в его стихах.
Стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» построено на контрасте фантастического события (солнце пришло в гости к поэту) и конкретных, точных, «протокольных» деталей, описывающих это происшествие. Поэта, утомленного июльской жарой («в сто сорок солнц закат пылал» — гипербола) и работой («сиди, рисуй плакаты») злит обычный порядок вещей: «И так однажды разозлясь, / что в страхе все поблекло, / в упор я крикнул солнцу: / «Слазь! / Довольно шляться в пекло!» (Заметим, что и эта тема — вызов Богу и мирозданию — была типичной для раннего Маяковского: «Небо, снимите шляпу, я иду!» — финал «Облака в штанах»). В «Необычайном...» реализована установка на разговорную речь: рассказ о «приключении» ведется естественно и непринужденно. На это «работают» и каламбуры: «чем так без дела заходить, ко мне на чай зашло бы», «Гоню обратно я лучи впервые с сотворенья. Ты звал меня? Чаи гони\\ гони, поэт, варенье!», — и грубо-просторечная лексика: «ретируюсь задом», «черт дернул дерзости орать», «светишь в оба» и др. Стихотворение отмечено характерной для Маяковского метафоричностью и гиперболичностью образов, здесь весьма уместных в связи с «необычайностью происшествия»: «Уже в саду его глаза. / Уже проходит садом. / В окошки, / в двери, / в сад войдя, / ввалилась солнца масса, / ввалилось; / дух переведя, / заговорило басом». Выразительны неологизмы: «златолобо», «раскинув луч-шаги», «день трезвонится», «донце дней». По ходу разговора поэта с солнцем выясняется, что у них одно дело — освещать « мира серый хлам»: «Стена теней, / ночей тюрьма / под солнц двустволкой пала» (реализована любимая метафора Маяковского: поэзия — оружие).
Стихотворение заканчивается характерной для поэзии Маяковского советских лет декларацией-лозунгом: «Светить всегда, / светить везде, / до дней последних донца, / светить — и никаких гвоздей! / Вот лозунг мой — / и солнца!» (солнце все-таки на втором месте). Можно спорить с идеей стихотворения, но нельзя не признать, что воплощает свою идею Маяковский с большим поэтическим мастерством.
Вступление к неоконченной поэме «Во весь голос» (1929-1930) — итог творческого пути Маяковского. Он сам рассказывает «о времени и о себе» и сам же вершит суд над собой: даже если его поэзия окажется ненужной в будущем, «пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм».