ПОСЛЕ БАЛА
(Рассказ, 1911)
Петр Владиславович (Полковник Б.) — отец Вареньки, возлюбленной Ивана Васильевича. П. В. — «воинский начальник типа старого служаки николаевской выправки». Это, однако, не мешает ему грациозно исполнить мазурку в паре со своей дочерью во время бала. П. В. и на службе, и в свете привык все делать «по закону». Следуя правилам бального этикета, перед танцем он не забывает освободиться от шпаги и надеть замшевую перчатку на правую руку. Эта чиновничья пунктуальность, принципиально не различающая сферы официального и приватного поведения, по ходу повести еще раскроет свой зловещий смысл рассказчику Ивану Васильевичу, а пока он с упоением следит за танцующей парой, испытывая к отцу Вареньки «какое-то восторженно-нежное чувство».
На другое утро перед рассказчиком предстает все тот же и одновременно страшно другой П. В. Столь же методично, как он в собрании готовился к танцу, сейчас, на плацу, он со знанием дела совершает обряд экзекуции беглого солдата. Держать правой рукой в замшевой перчатке за талию свою дочь во время мазурки и бить той же рукой в замшевой перчатке по лицу солдата, сбившегося с ритма наказания палками, — для П. В. не имеет особой разницы. В сознании Ивана Васильевича образ П. В. начинает раздваиваться, приобретая чуть ли не инфернальный смысл. Разрозненные детали портрета и жесты вдруг стягиваются воедино, являя взору леденящий душу «фоторобот». Нежный поцелуй в лоб дочери после танца и подчеркнутое портретное сходство с Николаем I живо обнажают смысл этого общеизвестного иудиного жеста. А красивая, статная, высокая фигура П. В., его румяное лицо, белые усы, белые бакенбарды, «ласковая радостная улыбка... в его блестящих глазах и губах»— эти портретные детали П. В. не только переходят из сцены бала в эпизод экзекуции, но и неожиданно повторяются в ангельском, «бестелесном» облике его дочери Вареньки: «высокая, стройная, грациозная и величественная», во всем белом и опять-таки «ее сияющее, зарумянившееся с ямочками лицо и ласковые, милые глаза». Недаром, когда Ивану Васильевичу впоследствии приходилось видеть улыбку на лице Вареньки, он «сейчас же вспоминал полковника на площади», и ему «становилось как-то неловко и неприятно...». По ходу развертывания сюжета ангельское и иудино начинают противоестественно просвечивать друг через друга в облике и П. В., и Вареньки, обнажая «оборотническую» природу современной Толстому христианской культуры.