Женщины появились в армии уже в IV веке до нашей эры в Афинах и Спарте, славянки ходили иногда на войну с отцами и супругами.
Во Вторую мировую войну в Англии женщины сначала служили в госпиталях, позднее в авиации и в автотранспорте. В Советской Армии воевало около миллиона женщин. Они овладели всеми военными специальностями, в том числе и самыми «мужскими».
Роман Светланы Алексиевич собран из реальных голосов женщин, рассказывающих о том, как их судьбы переплелись с войной. Эти голоса перебивает взволнованный, искренний, живой комментарий повествовательницы.
«О чем бы женщины ни говорили, у них постоянно присутствует мысль: война это прежде всего убийство, а потом — тяжелая работа. А потом — и просто обычная жизнь: пели, влюблялись, накручивали бигуди...
В центре всегда то, как невыносимо и не хочется умирать. А еще невыносимее и более неохота убивать, потому что женщина дает жизнь. Дарит. Долго носит ее в себе, вынянчивает. Я поняла, что женщинам труднее убивать...»
Трудно говорить о войне всю правду. Вот пишет одна воевавшая женщина:
«Моя дочь меня очень любит, я для нее — героиня, если она прочтет вашу книгу, у нее появится сильное разочарование. Грязь, вши, бесконечная кровь — все это правда. Я не отрицаю.
Но разве воспоминания об этом способны родить благородные чувства? Подготовить к подвигу...»
Издательства и журналы отказывают Светлане в публикации романа: «слишком страшная война». Всем нужны подвиги и благородные чувства.
Голоса:
«Кто-то нас выдал... Немцы узнали, где стоянка партизанского отряда.
Оцепили лес и подходы к нему со всех сторон. Прятались мы в диких чащах, нас спасали болота, куда каратели не заходили. Трясина. И технику, и людей она затягивала намертво. По несколько дней, неделями мы стояли по горло в воде.
С нами была радистка, она недавно родила. Ребенок голодный... Просит грудь... Но мама сама голодная, молока нет, и ребенок плачет. Каратели рядом... С собаками... Собаки услышат, все погибнем. Вся группа — человек тридцать... Вам понятно?
Принимаем решение...
Никто не решается передать приказ командира, но мать сама догадывается.
Опускает сверток с ребенком в воду и долго там держит... Ребенок больше не кричит... Ни звука... А мы не можем поднять глаза. Ни на мать, ни друг на друга—»
«Когда мы брали пленных, приводили в отряд... Их не расстреливали, слишком легкая смерть для них, мы закалывали их, как свиней, шомполами, резали по кусочкам. Я ходила на это смотреть... Ждала! Долго ждала того момента, когда от боли у них начнут лопаться глаза-Зрачки...
Что вы об этом знаете?! Они мою маму с сестричками сожгли на костре посреди деревни...»
«Днем мы боялись немцев и полицаев, а ночью партизан. У меня последнюю коровку партизаны забрали, остался у нас один кот. Партизаны голодные, злые.
Повели мою коровку, а я — за ними... Километров десять шла. Молила — отдайте. Трое детей в хате ждали...»
«Я до Берлина с армией дошла-
Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: «Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи... Уходи... У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами —
Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах...»
«Мне кажется, что я прожила две жизни: одну — мужскую, вторую женскую...»
«Многие из нас верили...
Мы думали, что после войны все изменится— Сталин поверит своему народу. Но'еще война не кончилась, а эшелоны уже пошли в Магадан. Эшелоны с победителями— Арестовали тех, кто был в плену, выжил в немецких лагерях, кого увезли немцы на работу — всех, кто видел Европу.
Мог рассказать, как там живет народ. Без коммунистов. Какие там дома и какие дороги. О том, что нигде нет колхозов— После Победы все замолчали. Молчали и боялись, как до войны...»
« —Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: «Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь» .
«Разве могут быть цветными фильмы о войне?
Там все черное. Только у крови другой цвет... Одна кровь красная...»
«До войны ходили слухи, что Гитлер готовится напасть на Советский Союз, но эти разговоры строго пресекались. Пресекались соответствующими органами... Вам ясно, какие это органы? НКВД... Чекисты... Но В когда Сталин заговорил... Он обратился к нам: «Братья и сестры...» Тут все забыли свои обиды... У нас дядя сидел в лагере, мамин брат, он был железнодорожник, старый коммунист. Его арестовали на работе... Вам ясно — кто? НКВД... Нашего любимого дядю, а мы знали, что он ни в 8 чем не виноват. Верили. Он имел награды еще с Гражданской войны... Но
после речи Сталина мама сказала: «Защитим Родину, а потом разберемся».
«Они не плакали, наши матери, провожавшие своих дочерей, они выли. Моя мама стояла, как каменная. Она держалась, она боялась,
чтобы я не заревела. Я же была маменькина дочка, меня дома баловали. А тут постригли под мальчика, только маленький чубчик оставили».
«К концу сорок первого мне прислали похоронную: муж погиб под Москвой. Он был командир звена. Я любила свою дочку, но отвезла ее к его родным. И стала проситься на фронт...
В последнюю ночь... Всю ночь простояла у детской кроватки на коленях...»
«И был знаменитый сталинский приказ за номером двести двадцать семь — «Ни шагу назад!» Повернешь назад — расстрел! Расстрел на месте. Или — под трибунал и в специально созданные штрафные батальоны. Тех, кто туда попадал, называли смертниками. А вышедших из окружения и бежавших из плена — в фильтрационные лагеря. Сзади за нами шли заградотряды... Свои стреляли в своих...
Эти картины в моей памяти» .
«Город взяли немцы, и я узнала, что я — еврейка. А до войны мы все жили дружно: русские, татары, немцы, евреи... Были одинаковые. Ой, что вы! Даже я не слышала этого слова «жиды», потому что жила с папой, мамой и книгами. Мы стали прокаженными, нас отовсюду гнали. Боялись нас. Даже некоторые наши знакомые не здоровались. Их дети не здоровались. Маму застрелили...
Пошла искать папу... Хотела найти его хотя бы мертвого, чтобы мы были вдвоем. Была я светлая, а не черная, светлые волосы, брови, и меня в городе никто не тронул. Я пришла на базар... И встретила там папиного друга, он уже жил в деревне, у своих родителей. Тоже музыкант, как и мой папа. Дядя Володя. Я все ему рассказала... Он посадил меня на телегу, накрыл кожухом.
На телеге пищали поросята, кудахтали куры, ехали мы долго. Ой, что вы! До вечера ехали. Я спала, просыпалась...
Так попала к партизанам...»
«Я не стреляла... Кашу солдатам варила. За это дали медаль. Я о ней и не вспоминаю: разве я воевала? Кашу варила, солдатский суп.