ДЕТАЛЬ ХУДОЖЕСТВЕННАЯ — микроэлемент образа (пейзажа, интерьера, портрета, изображенных вещей, действия, поведения, поступка и т.д.), имеющий большее значение для выражения содержания, чем другие микроэлементы. Образный мир произведения (см.: Содержание и форма) бывает в разной степени детализированным. Так, проза Пушкина детализирована крайне скупо, основное внимание уделяется действию. “В эту минуту мятежники набежали на нас и ворвались в крепость. Барабан умолк; гарнизон бросил ружья; меня сшибли было с ног, но я встал и вместе с мятежниками вошел в крепость” — вот практически и все описание штурма в “Капитанской дочке”. Проза Лермонтова детализирована намного полнее. В ней даже вещные детали раскрывают преимущественно характеры и психологию персонажей (например, толстая солдатская шинель Грушницкого, персидский ковер, перекупленный Печориным назло княжне Мери). Гоголевские детали больше ориентированы на быт. Много значит еда: меню “Мертвых душ” гораздо обильнее меню “Героя нашего времени” — пропорционально вниманию, которое ему там и тут уделяют персонажи. Более внимателен Гоголь и к интерьерам, портретам, одежде своих героев. Очень обстоятельны в детализации И.А. Гончаров, И.С. Тургенев.
Ф.М. Достоевский, еще больше, чем Лермонтов, сосредоточенный на психологических переживаниях персонажей, предпочитает сравнительно немногочисленные, но броские, экспрессивные детали. Таковы, например, слишком заметная старая круглая шляпа или окровавленный носок Раскольникова. Л.Н. Толстой в столь объемном произведении, как “Война и мир”, использует лейтмотивы — повторяющиеся и варьирующиеся в разных местах текста детали, которые “скрепляют” образы, перебиваемые другими образными планами. Так, в облике Наташи и княжны Марьи многократно выделяются глаза, а в облике Элен — голые плечи и неизменная улыбка. Долохов часто держится нагло. В Кутузове не раз акцентируется немощь, даже в первом томе, т.е. в 1805 г., когда он был не слишком стар (редкая у Толстого гипербола, впрочем, неявная), в Александре I — любовь к всякого рода эффектам, в Наполеоне — самоуверенность и позерство.
Детальлогично противопоставлять подробностям (во множественном числе) — затянутым статичным описаниям. А.П. Чехов — мастер детали (укушенный собачкой палец Хрюкина, шинель Очумелова в “Хамелеоне”, “футляры” Беликова, меняющиеся комплекция и манера изъясняться Дмитрия Ионыча Старцева, естественная приспособляемость “душечки” к интересам тех, кому она отдает все свое внимание), но он враг подробностей, он как бы пишет, подобно художникам-импрессионистам, короткими мазками, которые, однако, складываются в единую выразительную картину. При этом Чехов не нагружает непосредственной содержательной функцией каждую деталь, что создает впечатление полной свободы его манеры: фамилия Червякова в “Смерти чиновника” — значимая, “говорящая”, но имя и отчество у него обыкновенные, случайные — Иван Дмитрич; в финале “Студента” Иван Великопольский думал об эпизоде с апостолом Петром у костра, о правде и красоте, которые направляли человеческую жизнь тогда и вообще во все времена, — думал, “когда он переправлялся на пароме через реку и потом, поднимаясь на гору, глядел на родную деревню...” — место, где к нему приходят важные мысли и чувства, не оказывает на них решающего воздействия.
Ho в основном художественная деталь непосредственно значима, за ней что-то “стоит”. Герой “Чистого понедельника” И.А. Бунина, не зная, что его возлюбленная через сутки исчезнет, уйдет от мира, сразу замечает, что она одета во все черное. Они бродят по Новодевичьему кладбищу, герой с умилением смотрит на следы, “которые оставляли на снегу новые черные ботики, — она вдруг обернулась, почувствовав это:
— Правда, как вы меня любите! — сказала она с тихим недоумением, покачав головой”. Здесь все важно: и повторяющееся указание на черный цвет, и определение, становящееся эпитетом, “новые” (хоронить мертвых было принято во всем новом, а героиня готовится словно заживо похоронить себя и напоследок ходит по кладбищу); чувства и предчувствия обоих обострены, но он просто любит, а она охвачена комплексом сложнейших эмоций, среди которых любовь не главное, отсюда недоумение перед его чувством и покачивание головой, означающее, в частности, несогласие с ним, невозможность для нее быть такой, как он.
Очень велика роль деталей в “Василии Теркине” AT. Твардовского, рассказах А.И. Солженицына “Один день Ивана Денисовича” и “Матренин двор”, “военной” и “деревенской” прозе: на фронте, в лагере, в бедной деревне вещей мало, каждая ценится. В “Прощании с Матерой” В.Г. Распутина все, к чему жители подлежащего затоплению острова привыкли за свою долгую, почти безвыездную жизнь на нем, увидено как бы в последний раз.
В рассказе В.М. Шукшина “Срезал” к старухе Агафье Журавлевой приехал в гости на такси сын с женой, оба кандидаты наук. “Агафье привезли электрический самовар, цветастый халат и деревянные ложки”. Характер подарков, совершенно ненужных деревенской старухе, свидетельствует о том, что кандидат филологических наук теперь очень далек от мира своего детства и юности, перестал его понимать и чувствовать. Он и его жена — отнюдь не плохие люди, однако ехидный Глеб Капустин “срезал” кандидата хоть и демагогически, но, как считают мужики, основательно. Мужики по неведению восхищаются “дошлым” Глебом и все же не любят его, так как он жесток. Глеб — скорее отрицательный герой, Константин Журавлев — скорее положительный, безвинно пострадавший в общем мнении, но уже детали в экспозиции рассказа говорят о том, что отчасти это не случайно.