В 1947 г. Заболоцкий пишет элегию “Завещание”, развивая философскую тему довоенных стихотворений “Вчера, о смерти размышляя” и “Бессмертие”. На смену некоторой отвлеченности поэтической мысли здесь приходит воспринятый сердцем и душой образ природы, воплощенный в живом и целостном, субъективно окрашенном лирическом переживании. В этих элегически-медитативных стихах использован отвечающий жанру размер — пяти- и шестистопный ямб, причем в общем объеме 34 строк, мерную торжественность которых определяет Я6, лишь 8 стихов представляют различные ритмические варианты Я5.
При всей глубине и серьезности содержания стихотворение отмечено живой интонацией разговора с современником и потомком о главных, жизненно важных вопросах. Это своего рода итог эволюции философской лирики поэта, его многолетних размышлений о человеке и мире, о личном бессмертии:
Я не умру, мой друг. Дыханием цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьет, печален и суров.
Над головой твоей, далекий правнук мой,
Я в небе пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.
Лейтмотивом этих стихов является утверждение вечно живого, прекрасного, многоцветного, сияющего мира. Именно в нем сохраняются “живая душа”, ум, мысли, сознание человека, который — и дальше возникает цепочка сравнений — остается в природе, “как медленная птица”, “как летний дождь”... Само слово “мир” повторяется в стихотворении 8 раз, “жизнь” и его производные — 6 раз, но это не создает ощущения избыточности:
Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил — томление пустое.
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.
Если в связи с предыдущим стихотворением речь шла о подключении Заболоцкого к тютчевской традиции, о ее творческом продолжении, обновлении, преодолении, то в данном случае несомненно активное переосмысление пушкинско-блоковских мотивов (“На свете счастья нет, но есть покой и воля”; “И вечный бой! Покой нам только снится...”). Ho, пожалуй, гораздо важнее тот восходящий к пушкинской традиции (“Я памятник себе воздвиг...”; “...Вновь я посетил...”) доверительный разговор с далеким правнуком, которому адресовано его творчество и который — поэт глубоко верит в это — продолжит дело его жизни:
О, я недаром в этом мире жил!
И сладко мне стремиться из потемок,
Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок,
Доделал то, что я не довершил.